Врачующему: излечись сам!

Исповедь пациента

А.П.Чехов считал самым неинтересным в жизни человека – историю его болезней. Меня угораздило обратиться к подобному жанру. Ставя себя в уязвимое положение, порой и неблагоразумное, я бы хотел бы начать свои записки с низкого поклона и выражения самой глубокой признательности последователям и коллегам Гиппократа и Авиценны, великих русских врачей, сестер милосердия прошлого, многим и многим представителям замечательной профессии, которые продолжают в наше циничное, стервятное, время благородные традиции.

Современный человек появляется на свет и уходит в мир иной при участии медицины. Безусловное достижение? Наши прабабки рожали по 10-15 детей, из них

Исповедь пациента

А.П.Чехов считал самым неинтересным в жизни человека – историю его болезней. Меня угораздило обратиться к подобному жанру. Ставя себя в уязвимое положение, порой и неблагоразумное, я бы хотел бы начать свои записки с низкого поклона и выражения самой глубокой признательности последователям и коллегам Гиппократа и Авиценны, великих русских врачей, сестер милосердия прошлого, многим и многим представителям замечательной профессии, которые продолжают в наше циничное, стервятное, время благородные традиции.

Современный человек появляется на свет и уходит в мир иной при участии медицины. Безусловное достижение? Наши прабабки рожали по 10-15 детей, из них выживало 6-8. Жесточайший, варварский — с точки зрения человека XXI века, естественный отбор. Поколение моих родителей, а они родились в XIX веке, — последнее, которому лишь на излете жизни пришлось знаться с врачами. Отец умер от злокачественной лейкемии. Избежал немецких газов в окопах первой мировой войны, но, видимо, облучился на предприятиях Донбасса. Мать, страдая жестокой гипертонией, дожила до 83-х лет.

Мое поколение — довоенного сукна подранков — знается с медиками с раннего детства. Из сорока моих одноклассников в живых — несколько человек, в основном представительницы прекрасного пола. У нас не было нормального детства, не повезло и со старостью.

Я как-то с горечью сказал своему другу-блокаднику:

— Вам хоть 125-граммовую давали пайку…

Мы вообще полгода жили на нейтральной полосе. Немцы на горе Кремянец, а красноармейцы — в сосновом лесу. Наша окраина — между ними. Кормились с огорода, который обрабатывали по ночам. Как-то на рассвете фашистский снайпер нажал курок на доли секунды позже — пуля вонзилась в дверную коробку, когда мать уже вошла в сени. Нас выгоняли, а мы упрямо возвращались домой — что-то же надо есть. А вот население Сталинграда вождь не позволил эвакуировать. Под пулями, бомбами, с голоду оно там практически и погибло.

Какое может быть здоровье, если первое воспоминание — о жуткой немецкой бомбежке моего родного Изюма в дни Курской битвы? Мы спрятались в погребе, я орал. Под нами дергалась земля, бесконечно рвали воздух взрывы… Когда из телевизора доносится вой пикирующих самолетов и свист падающих бомб, у меня и шестьдесят лет спустя — по спине мурашки.

Никому и в голову не приходило, что нужно оказывать какую-то психологическую помощь. Даже фронтовикам. Что война навсегда искалечила души. Мне до боли в сердце жаль детей, которые со сверкающими глазенками сжимают сегодня в руках автоматы.

В 1946-м я заболел водянкой. Неутолимая жажда. Нашел кусок электрического провода, содрал изоляцию и с помощью резиновой трубочки сосал воду из ведра, стоявшего в изголовье. Стал похожим на тыкву, ходить уже не мог. Врачи предложили откачивать жидкость. Мать не согласилась: мой истощенный организм не выдержал бы. Рисковать не стала: двумя годами раньше, в марте 1944 года, потеряла старшего, самого любимого сына. Отцы-командиры в Пензенском артиллерийском училище, должно быть, воровали безмерно, курсанты, голодая, ходили по помойкам. Где и заразились дизентерией… Когда военный прокурор Пензы тех лет сказал мне, что тогда была немецкая диверсия, я еле сдержался, не плюнул ему в лицо. Сейчас бы он сослался на международных террористов.

А тогда к нам пожаловал седоусый фельдшер Гергель. Должно быть, Гербель, поскольку мог быть потомком автора книги «Изюмский слободской казачий полк». Изменил буковку, стало быть, и сословие, остался жить и меня спас. Дал порошки: я писал, стоя над ведром, буквально часами. Кожа щек лежала на груди, вообще я представлял собой существо, которое обитало в кожаном балахоне, который болтался вокруг скелета.

Накануне «бархатной» революции в Чехословакии вместе с И. Золотусским и Т. Зульфикаровым довелось встречаться в ЦК КПЧ с одним из идеологических мастодонтов, который вспоминал о хорошей жизни в послевоенной Москве — они-де, слушатели партшколы, тогда и черную икру запросто покупали. Я не выдержал и сказал, что был тогда круглый, как шар, а ели мы старые картофельные и тыквенные очистки – из запасов, которые копили для будущей коровы.

Из автомата ППШ я стрелял в шесть лет. Мы понятия не имели о детских игрушках. И закурил впервые тоже в шесть. Тогда же в руках воспламенилась пэтээровская пуля — зажигательная смесь (от нее броня горит!) попала на подбородок и грудь. Мать, не растерявшись, мгновенно бросилась с тряпкой. Даже шрамы со временем стали незаметны. Зато на всю жизнь — шрам на правой щеке от падения с железнодорожного моста. Был голодный 1947 год, у меня, не исключаю, закружилась голова — очнулся среди гранитных камней: несколько лет на них рыжели кровавые следы. Чуть выше шрама: две отметины от осколка детонатора немецкой гранаты. Еще один осколок впился в мякоть ладони, четыре — в грудную клетку. Когда появился в железнодорожной поликлинике, хирург воскликнул:

— А-а, наш старый знакомый!

Мне еще повезло: среди моих сверстников были и безглазые, и безрукие, и беспалые, и безногие. Или вот картинка: «Алик, покажи пузо!» Алик задирал рубашонку, показывал пузо в синий горошек — у немецких гранат детонаторы были медными. Их почему-то у нас было очень много.

То ли природа и порода брали свое, или молодость, но к 17 годам, я, участь в техникуме, увлекся тяжелой атлетикой. Да еще как — мне клали на грудь штангу в 200 килограммов и я, идиот, расхаживал с таким весом по помосту. Привыкал! Закончилось печально: уплощение позвоночных дисков, сердце расширилось, повернулось… Об этом с бессильной яростью вспоминаю, когда слышу о женской тяжелой атлетике.

На призывной комиссии врач, прослушав меня, остриженного, ошеломил:

— Вам не в армию, молодой человек, а в больницу надо!

Слова оказались вещими. Зимой я, готовясь к творческому конкурсу в Литинститут, свалился за столом без сознания. Очнулся в больнице. Соседи по палате качали головами, мол, тебя всю ночь кололи. Врач, поворачивая меня в рентгеновском кабинете и так и сяк, недоумевал:

— Вроде бы всё в норме, не могу ничего понять…

После больницы примерно в три часа ночи у меня начинался приступ. Грудь сжимало клещами, самым трудным было куда-то протолкнуть воздух. Боль отпускала, хотя была такая, что ребра ломило. Стал просыпаться до приступа. Привычка бодрствовать с трех часов осталась до сих пор.

С каждым месяцем становилось все хуже. Без одышки мог подняться лишь на две-три ступеньки — и это в девятнадцать лет! Матери кто-то посоветовал давать мне каждое утро стакан тертого лимона с сахаром. Приступы стали не такими жестокими. С ребятами даже ходил на танцы — не плясал, но выпивал с ними в привокзальном ресторане ерша: сто граммов водки и столько же розового ликера. Если загибаться, так хоть с музыкой… Не знаю, лимон ли, розовый ликер ли, но дела пошли на поправку.

Поступил Литинститут. В 1963 году Хрущев решил прикрыть очное отделение. 23 мая мы отказались идти на занятия, забастовали. Очникам пообещали дать возможность доучиться, но я 5 июля уже катил в воинском эшелоне на восток. Полагаю, если бы не было руки или ноги, все равно бы призвали. Нашу команду отправляли на Чукотку и я, узнав это, решил понравиться какому-нибудь «купцу» из более благоприятных мест. За месяц пути из Москвы до Владивостока простудился, прошу прощения за натурализм, харкал зеленью, иногда вонючей — у меня сохранилась фотография, где я, 23-летний, выгляжу старше, чем сейчас, когда мне далеко за шестьдесят!

Старослужащие, видя, как я кашляю, говорили:

— Такие не служат. Иди в санчасть, ложись в госпиталь, тебя комиссуют…

Подполковник медицинской службы для проформы немного послушал и сказал, что я здоров. Выкарабкался, причем в то время, когда бывший начлаг из ГУЛАГа, ставший начальником учебного пункта, запретил нам несколько месяцев ходить пешком — строевым или бегом! Каким же могучим здоровьем одарили меня родители! Что касается подполковника, то к нему как-то обратился солдатик с гематомой в боку. Естественно, совершенно здоровый солдатик. А гематома возьми да лопни, гной разлился и солдатик отбыл на небеса. И что же подполковник? А с него, как с гуся вода. Так было сорок лет назад. Сейчас такое отношение к призывникам — позорная традиция военной медицины?

Бронхит сопровождает меня всю жизнь. Одно время одолевала жуткая слабость, температура, мокрый, как мышь… Приедет врач: ОРЗ. И так года два. Пока опытная врач-рентгенолог в Литфондовской поликлинике не сказала: «У вас раз шесть было прикорневое воспаление легких». Пришлось ложиться в 45-ю пульмонологическую… «Доктор ОРЗ» — так с тех пор называю эскулапов-неумех.

В июле 1966 года в заливе Угловом под Владивостоком меня жиганула медуза-крестовик. Шел вдоль берега, было нестерпимо душно, и я решил окунуться. Разделся, долго шел по отмели. Солнце слепило глаза. Только окунулся — удар в живот. Подумал: электрический скат. Повернулся лицом к берегу, спиной к солнцу и — о, ужас! — крестовички буквально кишели вокруг. Рванул к берегу…

Выйдя из воды, сжал синеватое пятно на животе, постарался выдавить яд. Если бы еще одна крестовичка вонзила щупальцы с твердыми наконечниками, так называемый стрекательный аппарат, меня парализовало бы. Медузка величиной с медный пятак, с отчетливым черным крестом, впрыскивает синильную кислоту. Боевое отравляющее вещество нервно-паралитического действия. Паралич является основной причиной гибели в воде.

Конечно, я вспомнил, что нарушил приказ, категорически запрещающий купаться — из Японского моря пожаловали на размножение эти дьявольские существа. Нашел медиков, они помочь ничем не могли — противоядия не существует. Предложили выпить стакан спирта — не так, мол, мучиться будешь. Явиться в часть навеселе — стопроцентная гарантия того, что демобилизуют 31 декабря в 23 часа 30 минут.

И хотя я был секретарем комитета комсомола части, меня замполит ненавидел: считал, что из-за меня забуксовала его карьера. Когда сняли Хрущева, он едва не плакал, а мы радовались. За это он устроил личному составу четыре часа строевой подготовки на стадионе. Сняв мокрую, оледеневшую местами шинель, я пошел к замполиту и заявил, что если партия справилась с таким негодяем, как Хрущев, то хочу состоять в такой партии. Его чуть кондрашка не хватила. Потом пришел приказ перевести меня в окружную газету, но замполит не подчинился, наврав, что я секретарь комитета комсомола части. А я, не сойдясь характерами и с начальником штаба, был повозочным, на моем попечении находился одноглазый конь Орлик и шесть поросят. Начальник политотдела округа генерал Аникушин не простил замполиту, что молодой писатель, студент третьего курса Литинститута, откармливал у него поросят. Удовольствие отыграться в связи с нарушением приказа я не мог доставить замполиту. Поэтому о крестовичке никому не сказал.

Когда докладывал дежурному о прибытии, мои голосовые связки как одеревенели. Потом стали выворачиваться руки, словно кто-то тянул, выкручивая, мизинцы. Закрывшись в комитете комсомола, я вцепился в столешницу. Затем словно вонзили ржавые железнодорожные костыли в почки и стали вращать их. Хотелось выть от боли. Через час все внутренние органы болели хором: молекулы яда накопились в них. Руки больше не выкручивало, и я понял, что не парализует. Затем кислота проникла в капилляры — было такое ощущение, словно все тело отлежал. В глазах беспрерывно сверкали микромолнии — кислота поражала нервные волокна.

Так продолжалось семь суток. Похудел примерно на тридцать килограммов. Когда вернулся в Москву, то петельки на старых брюках пришлось связывать веревочкой. Однокурсники, уже окончившие институт, повели меня в только что открывшийся «Славянский базар», но после синильной кислоты водка не брала…

2

На этом хотелось бы закончить то, что в медицине называется анамнезом. В детстве были кори, свинки, простуды… Каждое лето по 2-3 раза нарывали пальцы или пятки, пользовался глиной. От болей в животе пил отвар чабреца — песчаные бугры вокруг Изюма усеяны им.

В 1970 году стали появляться рези под ложечкой. Наблюдался в горкомовской поликлинике на Солянке, работал в самом центре Москвы — в ЦК комсомола, к сожалению, почти без выходных. Нередко возвращался домой поближе к полуночи. Мы вкалывали, как проклятые, причем за 140-160-рублевую зарплату — каждые три-четыре месяца кто-нибудь из нас, тридцатилетних работников комсомольского ЦК, умирал. Как правило, от инфаркта. Когда на работе сильно прихватило, а в воскресенье поликлиника не работала, по совету одной медсестры выпил несколько кружек воды с содой, заложил в рот пальцы. Отпустило. Прихватило снова — повторил процедуру.

Но как-то дома резь не проходила. Грешил на магазинные пельмени. Катался по постели. Вечером приехала «скорая» — у меня уже мерзли ноги. Отвезли в сороковую больницу, привели в одноместную палату. Постель в пятнах крови — моего предшественника, как позже узнал, отправили в морг. Сил держаться на ногах не было, и я свалился на эти пятна.

Отросток был огромный, доходил до ложечки, где и резало. Операцию помню смутно. Уже началось воспаление брюшины — промыли кишки, отрезали лишний жир, намазали йодом что ли внутренние стенки ребер, наткнулись на отбитый осколками кусок реберной дуги — отрезали… Утром лежал в палате, заложив нога за ногу. Внутри нестерпимо жгло…

— Ну, чего развалился? — спросила грубовато врач, ведущая палату, а какому-то сопровождающему начальнику вполголоса доложила: — Перитонит…

Видимо, полагала, что я не знаю значения этого слова. Если моя история болезни сохранилась в архиве больницы, то там о перитоните, гарантирую, нет ни слова. Советская медицина жила по методу социалистического реализма — желаемое за действительное. Я как-то встречался с несчастной женщиной с ртутным отравлением — она была одной из разработчиц батарейки «Крона», но так и не добилась от медиков признания факта профессионального заболевания.

Хозяйка палаты, чьи черты позже материализовалась в моей дилогии «RRR» в образе врача медицины Марты Макарьевны, выписала меня, как и положено, на седьмой день. Чтобы не испоганил бодрую статистику койкооборота. С температурой, которая держалась еще месяц. Полусогнутого, поскольку образовались спайки кишок и какая-то из них вообще приросла к спине.

Когда больничный лист закрыли, взял отпуск и уехал в санаторий управления делами ЦК КПСС «Форос». Питался парными котлетками да птеродактилями — отварными курами. Поднялся, полусогнутый, с приятелями в ресторан на Байдарских воротах, выпил коньячку, закусил шашлыком и — будь что будет! — побежал по горной тропе вниз, в санаторий. Зашел в столовую: если потеряю сознание, то на людях. Ничего не случилось, но зато выпрямился — оторвал кишки от спины. Не слабо, а?

Долгие годы мучился последствиями перитонита — гастритом, холециститом, колитом… Однажды в самолете стало дурно: подумал, что после неприятного заседания коллегии Госкомиздата СССР, где я работал заместителем начальника главка. В действительности же из эрозий в желудке пошла кровь… В Харькове, куда я прилетел, поместили в единственное на Украине отделение острых желудочно-кишечных кровотечений. Коллапс, переливание крови, температура под 40.

Главврач сидел напротив и говорил:

— Третий день дикая температура. Что я скажу Ивашко — он велел каждое утро докладывать!

— Влейте этазол. Он мне почему-то лучше всего помогает.

К этому времени я уже стал хотя бы запоминать названия лекарств. После этазола пришла в норму температура… В. А. Ивашко — будущий первый секретарь ЦК КП Украины и второй секретарь ЦК КПСС при Горбачеве — был тогда секретарем Харьковского обкома партии. Тогда же, в Харькове, я познакомился с ним — он, как человек, произвел на меня очень хорошее впечатление. Жаль, что как все бывшие афганцы, прожил недолго.

После Харькова больше месяца лежал в институте гастроэнтерологии на шоссе Энтузиастов.

Медики не раз и не два спасали мне жизнь. Судьба сводила меня в высшей степени с достойными врачами и людьми. Есть они и среди моих друзей и приятелей. Один из них, работал главврачом почти сорок лет, недавно сказал: ему стыдно сейчас признаваться, что он — врач… Жизнь также научила не очень-то полагаться на людей белых халатах.

3

Самое страшное — когда болеет ребенок. С нашим малышом происходило что-то неладное. Активный, смышленый вдруг сникал — тошнило, начинался понос. То и дело жена брала больничный и сидела с ним. Наблюдался он в детской поликлинике 4-го Главного управления Минздрава РСФСР, которая находится в Останкине. Из поликлиники то и дело предписывали санэпидстанции взять у нас анализы на дизентерию. Десятки анализов не подтверждались, но поликлиника упорствовала — скрытая форма!

Пошел к главврачу и высказал всё, что думаю по поводу методов лечения. Главврач пригласила на консультацию члена-корреспондента АМН СССР и в ее присутствии стала выговаривать:

— Вот папа не верит, что дизентерия может протекать в скрытой форме!

В кабинете у нее был большой мяч, и сынишка пнул его ногой. Это особенно разъярило чиновницу.

— Вы бы лучше воспитывали ребенка!

— А вы с кем работаете: с детьми или с заключенными? — меня затрясло.

Вспомнил о брате, которого свела в могилу дизентерия, спросил, а почему она в течение нескольких лет никак не проявилась ни у родителей, ни у детей, с которыми сын в контакте? Что за странная дизентерия!? Вы у ребенка выжгли все внутри, восстановите ему хотя бы флору!

Член-корреспондент велела выписать для ее восстановления колибактерин. Сыну на какое-то время стало лучше. А я убедился в том, что надо заниматься медицинским самообразованием. Потом вообще пришел к выводу: самый эффективный метод — самолечение. Под контролем специалистов, которым доверяешь как самому себе.

Однажды ночью жена растолкала меня. Сын кричал, лежа и запрокинув назад голову, лицо у него было лилово-красное. Я бросился в поликлинику, до нее каких-нибудь сто метров. Примчались две докторши — терапевт и невропатолог. Растерялись.

— Да померяйте ему хотя бы давление! — подсказал я.

140 на 90 у шестилетнего малыша! Врачи в ужасе, а мы с женой? «Скорая» увезла сына в детскую больницу на Открытом шоссе.

К нашему счастью, его муки случайно увидела медсестра, которая посоветовала немедленно вызвать к ребенку… нейрохирурга. Доктор С. из Морозовской больницы поставила диагноз: опухоль мозга.

Когда С. сказала об этом, меня словно оглушили деревянной колотушкой по голове. Как скотину на бойне. Но я уже сомневался во всех диагнозах.

— Чем вы можете подтвердить это?

— Контрастным снимком мозга. Наше контрастное вещество дает осложнения. Нужен майодил, английский препарат.

Сына перевезли в Морозовскую больницу. Об истории с майодилом можно написать повесть о взаимовыручке, которая у «совков», не у нынешних ельциноидов, была нормой. Слух о том, что мне нужен редкий препарат мгновенно облетел всех моих друзей и знакомых. Умирающий от рака главный редактор «Студенческого меридиана» В. Токмань попросил ныне знаменитого академика А. Цыба отдать мне свою заначку. Поэт В. Фирсов обратился к своему другу, декану медицинского факультета Университета дружбы народов Ф.Н. Ромашову… Предлагали звонить нашим журналистам, работающим в Лондоне…

Через день я принес С.И. майодил, как она потом говорила, весь, какой был в Москве. А нужна была всего одна ампула. Диагноз подтвердился: опухоль мозжечка.

И тут — опять удар. Какая-то перестраховщица с Открытого шоссе позвонила в Морозовскую больницу и сообщила, что у них ветрянка. Малыш пролежал там всего несколько часов, ни с кем из детей не контактировал. В любой момент опухоль могла задушить его, а ему предстояло пролежать 21 день в карантине! Я не мог вытащить его из-под катка кошмарной медицинско-бюрократической машины. Внутричерепное давление было такое, что пришлось делать два продавливания черепа на темени…

Поскольку он лежал вместе с больными ветрянкой, то и заболел ею. В нашей медицине диагнозы обязаны подтверждаться! Передо мной и сейчас картина: голова в коконе из бинтов, сынишка сидит и мажет зеленкой палочкой с ваткой пузырьки на своей коже… За стеной кричит умирающий от чумки мальчик — укусила мышка в «живом уголке».

Мне в эти кошмарные недели страшнее всего было просыпаться. Откроешь глаза, а в них сразу же — темно…

Но вот и карантин позади. Назначен день операции. Меня не покидает интуитивное предубеждение против С., и я прошу врача из больницы на Открытом шоссе присутствовать в операционной.

С тех пор я знаю место, где все несчастные могут стать счастливыми. Это лестничная площадка нейрохирургического отделения Морозовской больницы, где родители ждут, когда их ребенок после операции придет в сознание. Ждут день, два, неделю, две, месяц — и не ведают, каким он придет в сознание!

— Операцию С. сделала блистательно! — доложил «агент».

Не думаю, что она не догадывалась о его истинной роли. И все же сумела обвести нас вокруг пальца. Дело в том, что ампулы майодила произвели на нее сильное впечатление. И она решила, что я именно тот, кто сможет помочь спасти ее брата, получившего в Грузии, как, она уверяла, ни за что 15 лет заключения. Надо было сделать меня зависимым в максимальной степени. С. часто приезжала к нам домой, осматривала сына, наконец, попросила помочь. Я ради спасительницы готов был на все, но никто не хотел вмешиваться в грузинские дела, где пришедший к власти Шеварднадзе сажал налево и направо.

Сын стал как-то странно заваливаться на бок. Отвезли в Морозовскую больницу. У С. дрожали руки, она сказала, что несчастный брат ее умер в лагере. Оставлять сына под ее присмотром было опасно. Нужна была выписка из истории болезни. У С. я не рискнул ее брать. Поехал в поликлинику в Останкине — чиновница-главврач и слышать не хотела о выписке, наверняка подумала, что я затеваю из-за «скрытой формы дизентерии» против нее какое-то дело.

Снова друзья и знакомые подставили плечо. Завсектором кино ЦК КПСС А.И. Камшалов позвонил кинорежиссеру С.И. Ростоцкому, у которого сестра заведовала детским отделением в Институте нейрохирургии имени Н.Н. Бурденко. В институте сказали: для перевода сына нужно солидное письмо. Поехал к первому секретарю ЦК комсомола Б.Н. Пастухову…

Директор института А.Н. Коновалов сделал операцию, подержал сына в реанимации три дня и отдал нам. Лечащий врач рассказывал:

— Как же Александр Николаевич ругался! Ведь астроцитома удаляется раз и навсегда, а С. не удалила ее полностью. Да за это надо в тюрьму сажать!

Слухи об операции дошли и до Морозовской больницы. Начались бесконечные звонки всевозможных поклонниц и защитниц С., предлагающих мне подписать какие-то коллективные письма. Наконец, очередной общественнице пришлось недвусмысленно сказать:

— Передайте С., чтобы она больше никого не подговаривала звонить мне. Если звонки не прекратятся, я оставляю за собой право подать на нее в суд. Для этого оснований больше чем достаточно.

Помогло.

Я не без умысла так подробно остановился на медицине советских времен, чтобы показать, что она отнюдь не была лучшей в мире. Почему, чтобы получить нормальное лечение, мне приходилось нажимать на все доступные мне и моему окружению рычаги? Я не спас бы сына, не будь у меня связей, отзывчивых друзей и влиятельных знакомых. Если мне давалось все с таким трудом, то на что же могли рассчитывать те, кого называют простыми людьми?

Ну а чтобы они не завидовали тем, кто лечится в Кремлевке, расскажу, как я там лечил радикулит. Мои славные лечащие врачи из поликлиники № 1, что в Сивцевом Вражке, предписали Мацесту, категорически мне противопоказанную. Так что в сочинский санаторий, где две недели пролежал с температурой, ездил напрасно. Прихватило — отвезли в ЦКБ. Кололи вольтарен. На лбу возникли шишечки с гнойничками. Такие были, когда зверел токсикоз от гастрита. В туалет — по стенке, на кровати лежишь, а ноги, кажется, на карусели летают. Говорю лечащему невропатологу: вольтарен привел к обострению гастрита, нужна контрольная гастроскопия. И показываю на шишечки.

— Да это клещики такие. Вы принимаете ванну, а нужно мыться под душем. Сделаем соскреб, после анализа назначим лечение.

Через день интересуюсь клещиками. Их, конечно, нет.

— Передайте по команде: отказываюсь от приема лекарств и пищи, пока не сделают гастроскопию. Кстати, с утра ничего не ел и не пил.

Боюсь, это был единственный случай объявления голодовки в кремлевском богоугодном заведении. Через час гастроскопия подтвердила мои предположения: пошли эрозии.

4

Российская медицина нынче? Во много раз хуже, чем «совковая». Вообще не здравоохранение, а здравоугробление. Или здравоограбление — выбирайте. Средняя продолжительность жизни мужчин в нынешней России не 58 лет, есть мнение, — всего 53 года! Ежегодные потери населения сравнимы с потерями РСФСР в годы Великой Отечественной войны! В.Путин и Д,Медведев, наконец, думается, осознали это и пытаются исправить положение. Как умеют они и их подчиненные.

За деньги вас не будут унижать и оскорблять, но лечить — это как повезет. За деньги вы не пациент, а клиент. Если платная медицина успешно станет лечить, то у нее клиенты переведутся. Поэтому платная медицина сообразуется не столько с вашими болезнями, сколько с кошельком. Чем больше имитации лечения — тем больше навара. Платная медицина в принципе и не медицина вовсе, а коммерция. Если вы или за вас заплатили, скажем, за лечение в течение года, то тенденция будет заключаться в снижении числа анализов и процедур. Такое я проходил в поликлинике «Центравиамеда», где медсестра возмущалась тем, что пришел на ЭКГ. Месяц спустя после реанимации в кардиологии! Если же платите за каждое посещение, то очень большая вероятность попасть на так называемую «ромашку».

Мой друг скульптор Г.Чередниченко, сын полка, ветеран и инвалид войны, то и дело попадает на нее. Заплатит 500 рублей одному врачу, тот посоветует проконсультироваться с другим, второй — с третьим… Если попался доверчивый лох, каждый должен поиметь с него свой «лепесток».

И дело вовсе не в том, что стало больше рвачей, а не врачей. Сама организация здравоохранения никудышная, абсурдная, толкающая на злоупотребления, является первейшей помощницей мадам с косой. Так называемый национальный проект в области медицины что-то сдвинет в лучшую сторону, кому-то повысят зарплату, но в основном по эффективности обречен на роль припарки вышеуказанной мадам. Поражает состав совета по реализации национальных проектов — полпреды президента, министры, губернаторы и мэры. Разве они без вхождения в августейший совет не обязаны заниматься этим? И, конечно же, любое дело обрастает у нас армией чиновников. А чего стоит обращение В.Путина к профбюрократии с просьбой подключиться к контролю за расходованием средств на эти проекты?! Но пора и власть употребить — по коррупции Россия традиционно занимает самые «почетные» места.

Так что до конкретного Ванваныча или Марьваны из бюджетного золотого водопада долетят лишь случайные брызги. Зурабов и компания пытались сделать только такую реформу, чтобы Ванваныч не лежал более 5 дней в стационаре. Дай волю вице-премьеру А.Жукову — тут же льготники за бесплатные лекарства станут платить полцены. Потому что нынешние власть предержащие на словах вроде бы ставят во главу угла интересы Ванваныча, на самом же деле — коммерсантов от медицины, и бюджетные ассигнования растут не во имя здравия, а чтобы росли доходы придворных фармацевтических фирм, страховых компаний и фондов, «своих» в кавычках и без них предприятий?

А вот как сделать Ванваныча главным врачом своего здоровья и здоровья всей нации?

Продолжу в том же духе — через историю своих болезней к излечению общественных болячек.

У меня с некоторых пор пошли нелады с аритмией. С сахаром. Раньше донимали гипертония и атеросклероз. Сложился метаболический синдром: при нем хвори друг друга стимулируют.

Как-то на работе подсчитал пульс — то 160, то 170. Коллеги удивились: разве такой бывает? Бывает. В кардиологической больнице сняли приступ часов через 12. Старым, проверенным новокаинамидом. Выписался спустя три дня: мне всю жизнь некогда.

Как-то зимой температура держалась почти два месяца: грешил на армейские легочные дела, подумывал о том, как бы в 45-й больнице вновь прополоскать бронхи, а причиной был сахарный диабет.

Поставили на учет. В родной 176-й поликлинике никто даже не сказал, что с таким диагнозом я имею право лекарства получать бесплатно. Спустя месяцы узнал случайно. Это о том, как информируется население о своих правах.

Научился сам купировать приступы аритмии. Иногда на это уходили целые сутки. Никто не подбирал мне лекарства, корректировал схему лечения. Давление в пределах 150-160 мм считал почти нормой, нижнее вообще месяцами не опускалось ниже 110. Все это перегружало сердце, сбивало ритм, трепетали предсердия — ведь после проклятой синильной кислоты есть еще и блокада. Искажается сигнал.

Худо, иду в 176-ю поликлинику. Как на беду, аритмия не подгадала разыграться в смену моего участкового врача. Захожу к «чужому» терапевту, та вначале не хочет принимать, но настаиваю: приступ. ЭКГ подтверждает мои слова. В процедурном кабинете вкатывают 10 кубиков новокаинамида, я «плыву»…

Момент истины наступает в январе 2004 года. На улице Д. Ульянова поскользнулся на льду, упал так, что едва «зацепился» за сознание. Какие-то ребята подняли, спросили, не надо ли «скорую». Отрицательно замотал головой, отказался даже от того, чтобы до метро проводили.

После стресса озверела аритмия. Приехала домой одна «скорая», потом специализированная кардиологическая. Недотепа-фельдшер перепугал жену болтовней, что больные при введении новокаинамида нередко «на игле умирают». Кардиолог возился со мной часа три — приступ не снимался.

Повезли в 55-ю больницу. В кардиологию не приняли — нет инфаркта, направили в 5-е терапевтическое отделение. Сам подход дикий — у меня угрожающий жизни приступ аритмии, но, к сожалению (!?), не инфаркт. Разве стоит удивляться, что сердечно-сосудистые заболевания составляют 56,4 процента всех смертей россиян — миллион усопших сердечников ежегодно?! «Надо было сунуть в лапу», — поучали меня потом более опытные сопалатники.

Вечностью показались часы, пока появились врачи из терапии. Беседовала и дама из кардиологии, та самая, которая дала от ворот поворот. У меня который час приступ, вот-вот отключусь, а им рассказывай о своих болячках за шестьдесят лет! В эпоху всеобщей компьютеризации не кажется ли это чудовищным средневековьем? Если, конечно, такое сравнение не оскорбление знахарей, которые при виде страждущего не хватаются за ручку, чтобы строчить дурацкие записи, а начинают заговаривать боль, поить отварами, пользовать мазями…

С каждым годом посещения эскулапов не приносят мне облегчения, чаще всего оборачиваются стрессом. В.М. Бехтерев: «Если больному после разговора с врачом не становится легче, то это не врач». А у меня по отношению к «родной» районной поликлинике уже выработался условный рефлекс: после многочасовых очередей, бездушного отношения и формальных назначений, отсутствия лекарств – прихожу в себя, бывает, дня два…

Нынче напрочь забыто, что врачевание — это, по определению Гиппократа, «самое благородное из всех искусств», а не бизнес! После настоящего врача, извините, и мертвым должно становиться легче. Нынешние медики унижены до положения мелких писарей, заботящихся не о здоровье больного, а о правильности записей в историях болезни, заполняющие какие-то листки для начальства, разных учетов, страховых компаний. Наши лечебные заведения не пошли по пути к храмам врачевательного искусства, а превратились в бюрократические канцелярии, которые отправят каждого из нас на тот свет, будьте спокойны, в сопровождении безукоризненно выправленных документов, доказывающих нашу безусловную несовместимость с жизнью.

Но вернемся в 5-е отделение. Ночью у меня раскалывалась голова, практически не спал. Еще раз показал заведующей и лечащему врачу внушительную гематому на затылочной части головы, попросил консультацию у невропатолога. Надо было исключить сотрясение мозга. Обещали. Прошел день, второй… Словно и не было разговора о невропатологе. На седьмой день я отказал в доверии своему «светиле» и попросил заменить лечащего врача.

«Светило» явилась в палату спустя полчаса и предложила переселяться в палату к бомжам. Вонь оттуда «облагораживала» весь этаж. Я ответил, что просил заменить лечащего врача, а не палату. И пошел к главврачу. Исполняющий обязанности главврача расценил мои претензии справедливыми. К бомжам не переселили. Врача заменили. Появилась и невропатолог. Ее, несомненно, подготовили в ординаторской к встрече со мной, но и я — не лыком шит. Невропатолог ставила диагнозы мне, а я — ей. Сымитировал, к примеру, непопадание пальцами на кончик носа, причем левым и правым точно в левую ноздрю! Не заметила ироничного подвоха. У меня ведь есть приятельница-профессор, невропатолог, кстати, у которой любимая шутка: «Я по носкам диагноз ставлю».

Судя по выписному эпикризу, выданному в этом заведении, меня там не очень-то лечили. Выписали с давлением 140 на 90, тогда как при лечении верхнее давление без труда снижается до 120 и даже 110 мм. Поступил в 55-ю с приступом, а выписался с постоянной формой мерцательной аритмии. И запись в эпикризе «Тоны сердца ритмические» — социалистический реализм, призванный прикрыть упущение «светила». Она должна была отправить меня к кардиологам и там с помощью дефибрилляции восстановить ритм в течение первых 48-ми часов. После 55-й больницы ни одна кардиограмма не подтвердила, что у меня нормальный ритм, пароксизмальная, то есть приступообразная, форма аритмии. Тут, по мнению некоторых кардиологов, может, нет худа без добра.

В оправдание «светила», чтобы оставаться объективным, скажу, что у нее было слишком мало информации для принятия решения о дефибрилляции. В ее распоряжении были лишь мои ощущения, мой вариант истории моих хворей, но не объективная история болезни. Вот для этого и нужна электронная база данных.

В США от медицинских ошибок гибнет в два раза больше американцев, чем от автомобильных катастроф. У нас медики совершают ошибок меньше? В России медицина не оздоровительная, а бюрократическая, поэтому доказать ошибку, халатность, в том числе и преступную, при существовании абсолютно безнаказанной профессиональной круговой поруки, практически невозможно.

Происходят дичайшие случаи. В Вологде роженицу, у которой начались схватки, оставили на столе, а сами пошли… Как вы думаете, куда? На пасхальную всенощную в ближайшую церковь! Несчастная женщина рожала без всякой помощи и травмировала ребенка, который всю жизнь будет паралитиком. По всей Руси Великой — считанные единицы обращений по поводу преступной халатности коновалов в белых халатах, к правозащитникам за помощью… Кто у нас надзирает за правильностью лечения? Медики за медиками. Как и прокуроры в погонах за такими же военнослужащими, как они сами. Если это нормально, то прошу прощения.

5

Медики организовали мне нечто подобное тому, что описал финский писатель М. Лассила в повести «За спичками». Участковый врач Л.Т. Носакина из «родной» 176-й поликлиники справедливо усомнилась в целесообразности приема антиаритмического препарата под названием кордарон. В моем положении это сродни ношению очков для дали абсолютно слепым человеком. Людмила Тимофеевна, хоть и кажется иногда копушей, очень опытная, обладает великолепной медицинской интуицией. Направила к кардиологу Х., которая отменила все препараты и заменила их самыми дешевыми (мне даже приснилось, что она — внештатная теща Зурабова, больше всего на свете переживающая за благосостояние зятя). Начались приступы стенокардии, я с «благодарностью» возвратил все лекарства Х. Она направила на консультацию в 64-ю больницу. Там уложили, и опять, в роковое для меня, 5-е отделение.

Вел себя крайне покорно. Соседи по палате подбивали на бунт, но я терпел, желая на собственном опыте узнать, а чем же такой стиль поведения заканчивается. Там и узнал, что дефибрилляцию надо было сделать именно в 55-й больнице. Снизили давление, подобрали лекарства. Но беда в том, что в отделении не было нормальной вентиляции, все кашляли. В палате конденсат стекал по окнам. Разумеется, инфекция отыскала мой древний бронхит — температура, сухой кашель.

Лечащий врач П. заявила, что у них нет никаких препаратов для лечения инфекций. Дикость? Когда же стал лечиться сам, она сделала выговор за самолечение. Просил выписать 10 декабря, но суть лжестраховой медицины состоит в том, что больница получает деньги за дни, проведенные в ней. И меня оставили в палате на три дня 11, 12 (день якобы Конституции, торжества прав человека!) и 13 декабря. За это время инфекция вновь с остервенением набросилась на меня. П. без какого-либо осмотра или прослушивания (!?) выписала меня 14 декабря. Цинизм П. потряс меня.

Стоило после больничной душегубки пройтись полчаса по улице, как тут же подпрыгнула температура. Понадобился месяц, четыре антибиотика, без малого тридцать уколов, чтобы вылечиться после такого «лечения». А мне надо было всего лишь отменить кордарон…

У всех наступили интересные времена в связи с монетизацией льгот. Увы, не миновали они и меня.

До 122 закона льготная аптека в поликлинике работала без сбоев. Не исключаю, что пересмотр кардиологом моей схемы лечения был вызван капиталистическим соревнованием по достойной встрече пресловутого закона.

Почему-то в аптеке стали то и дело отсутствовать препараты. Если нет назначенного, предлагают замену. Каково, а? Однажды клюнул на эту удочку, а дома прочел вкладыш — тут же отправил препарат в мусорное ведро. Особенно меня возмутило, что эгилок в поликлинике нельзя получить, мол, завод-изготовитель подкачал, а за деньги в аптеке № 1 того же «Фармимэкса» — пожалуйста. Обратился в департамент здравоохранения города Москвы — вроде бы стали наводить порядок.

А Зурабов через день при телекамерах докладывал Путину об успехах монетизации. Отсидел я, как обычно, несколько часов в очереди к Носакиной, а в аптеке — того нет, и того, и того… Дома включил телевизор — опять Зурабов с победной реляцией. Послал электронного голубя В. Путину. Мол, господин президент, противно смотреть, как Зурабов вешает вам лапшу на уши. Если в Москве с лекарствами такой бардак, то что же творится на просторах святой Руси?

Должно быть, президенту положили в папочку мой «крик души». Из городского Департамента здравоохранения пришло сразу два ответа — от заместителя начальника департамента Ф.М.Семенова и начальника управления организации медицинской помощи Ш.М. Гайнулина. Оперативно, по существу, конкретно. В родной 176-й не выписывали более 4 препаратов. Мне их нужно 6-7. Это значит, что надлежит, скажем, через неделю высидеть очередь еще раз, выписать недостающие препараты и, если повезет, получить их.

Господин Гайнулин утверждает: «нормативных документов, ограничивающих выписку лекарственных препаратов, не существует». Документов нет, но в 176-й существует журнальчик, куда записываются все, кто получает больше 4 препаратов. Не мытьем, так катаньем. Медицинское ведомство то и дело перетряхивает список льготных лекарств, придумывает всевозможные препоны. Возьмем, например, эфокс-лонг. Мне он необходим для предупреждения приступов стенокардии. Можно получить то без решения, то с обязательным решением комиссии во главе с главврачом или его заместителем. Тромбо-АСС, тот же аспирин, только с крахмальным покрытием, дабы не возникли язвы и эрозии, разрешает только комиссия. Позорище: красная цена препарату — сороковник деревянными. Наладит выпуск препарата какое-нибудь приближенное предприятие и ограничения снимут?

И все же хождение по поводу кордарона закончилось в итоге хэппи-эндом. Не могу не вспомнить добрым словом главного кардиолога ЮЗАО профессора Алексееву Н.П., которая заведует кардиологией в 176-й поликлинике — направила на дневной стационар, где привели в порядок давление, тщательно подобрали лекарства. И профессора Недоступа А.В. из Академии имени Сеченова, наместника Всевышнего по аритмиям, который, полечив меня несколько месяцев, посоветовал обходиться терапией, не вшивать искусственный ритмоводитель…

6

Так что же делать? Какие выводы напрашиваются из описанных (а сколько их сюда не вошло!) злоключений?

Перво-наперво наказал жене: «Отныне в больницу — только вперед ногами. И без права на вскрытие!»

Во-вторых, окончательно убедился не только в организационной и материальной, но и в моральной несостоятельности нашего «здравоохранения». С материальной стороны вроде бы началось движение. Вначале Зурабов исповедовал принцип минимизации затрат, но потом понял или ему подсказали, что в таком случае воровать совсем будет нечего? — и распахнули бюджетные и стабилизационные шлюзы. А как вам такой замысел: за счет государства, то есть общенародных средств, отремонтировать старые здания лечебных учреждений и построить новые, напичкать их самой современной техникой, чтобы потом заявить: мы всё сделали, но государственной медицине оно не пошло на пользу, следовательно, надо передать ее в частные руки! И достанется гигантская инфраструктура тем, кто, как некогда говорили, в медицине ни в зуб ногой. Как тот же министр Зурабов, чей гиппократов опыт, быть может, составляет лишь корь или свинка, перенесенные в нежном возрасте.

Что же касается моральной стороны проблемы, то тут конь еще не валялся. Если же валяется, то в направлении безнравственности, циничности, хапка…

Слишком много вокруг «здравоохранения» всевозможной бюрократической туфты. Сколько лет нам талдычат: вы имеете право обратиться к любому врачу. В 55-й меня хотели зачислить в бомжи именно за это. А вот как с правом выбора доктора обстоит в родной 176-й. Л.Т. Носакина была в отпуске, в регистратуре сказали: идите к доктору Антоновой. Прихожу задолго до 14-ти часов, но впереди уже 5 человек. Когда подходит очередь, то примерно в 14.45 выходит гренадерского вида медсестра (раньше они именовались сестрами милосердия), берет мою карту и вопрошает: почему к нам? И велит топать к другому доктору, который принимает с 16 часов. Домой из поликлиники в тот день я пришел в девятом часу вечера, то есть более семи часов ушло на выписку рецептов.

На следующий день, 13 января, состоялся интересный разговор в льготной аптеке. Получил сразу только один препарат, а остальные рецепты вернули. Объяснили тем, что лекарства на январь у них уже кончились. На второй день работы – ведь перед этим были новогодние «каникулы»! «А куда же вы их девали?» — недоумевал я. О работе фирмы «Фармимпэкс», обслуживающей 176 поликлинику, у меня сложилось соответствующее впечатление, но такого финта, признаться честно, я не ожидал. Потребовал поставить меня на лист ожидания и известить, когда лекарства появятся. Вначале работница аптеки отговаривалась тем, что они-де никого не записывают на лист ожидания, но я потребовал в категорической форме исполнять то, что им положено делать. Два препарата жена получила дней через десять, а моноприл – только через месяц.

Написал письмо главврачу М.А. Гордееву, дескать, может вы принесете извинения за этот «красивый» случай? Молчит М.А.Гордеев. Истинный сын безмолствующего народа? Должно быть, полагает, что я его обвиняю во всех поистине смертных грехах нашего «здравоохранения».

Но если честь отменили, человеческое достоинство, то, слава Богу, слово полностью отменить пока еще не удалось.

Безответственность медиков за формальное или даже преступное отношение к здоровью сограждан заложено в самой системе «здравоохранения». Показателем его является не здоровье подопечного населения, а лечение болезней. Как в ГАИ — чем больше нарушений, тем лучше работают рыцари полосатого жезла на дороге.

Выход в преобразовании нынешней «болезной» медицины в предупредительную, оздоровительную. Структуры такой были на предприятиях и в отраслях СССР.

Необходима сплошная диспансеризация населения хотя бы раз в 2 года. Нонсенс: автомобили ежегодно проходят техосмотр, а люди — нет! Дети, подростки и женщины репродуктивного возраста должны проходить диспансеризацию ежегодно. Не аппетиты страховых компаний, а итоги диспансеризации должны сбыть основой стратегии и тактики национального здравоохранения. В основе его должно быть солженицынское сбережение народа.

Лечебным учреждениям надлежит, прежде всего, оздоровливать молодое поколение. Обидно, что больницы и поликлиники переполнены нами, стариками. В основном «залеченными». Почему я, как и миллионы других льготников, должны высиживать в очередях минимум 12 раз году? Помножьте на 14 миллионов, и вы поймете, что это торжество бюрократии, а не Гиппократа. Полученную цифру помножьте еще на 93,9 рубля (цена прошлых лет, она, конечно, растет) — стоимость одного посещения поликлиники. Сколько же врачей и медперсонала работают впустую!? Эта черная бюрократическая дыра поглощает ежегодно свыше 220 миллиардов рублей! А каких нервов стоит старикам?! Разве без врача нельзя получить лекарство сразу в льготной аптеке?! С контрольным посещением врача хотя бы раз в полгода?

В Венгрии, к примеру, для пенсионеров все лекарства бесплатны. Предъяви паспорт — и бери, что хочешь. Живут венгры, без нефти и газа, но так, как вряд ли будут жить наши внуки. Все оттого, что всенародный любимец А.Н.Косыгин на заседаниях правительства даже запретил употреблять словосочетание «венгерский опыт». Хотя и там нашлись «реформаторы», пошло наступление на социальные завоевания — в результате в сентябре 2006 года взбунтовалось население Будапешта.

Наши старики идут в больницы еще и потому, что в поликлиниках невозможно бывает сделать биохимический анализ крови – дорого. Один день в стационаре обходился при Зурабове обходился в 549,9 рубля. Отсюда и его былые мечты о 5 днях в стационаре, думается, возникли по причине того, что за пребывание в стационаре меньше 10 дней «страховая медицина» больницам ничего не платит. Недавно вбросили в народ, например, идею платы за вызов даже «скорой помощи». Предложение надо золотыми буквами внести в книгу рекордов Гиннеса. Вызов в среднем – 853,6 рубля. На съезде работников «скорой помощи» называлась цифра – более 48 миллионов вызовов в год. Помножьте эти цифры: получится почти 41 миллиард рублей. Должно быть, тут не обошлось без «медицинской статистики» — иначе служба 03 утонула бы в деньгах.

Или вот достижение зурабовского времени. Лечащий врач на приеме говорит мне: «Вам необходимо взять справку по адресу Новоясеневский проспект, 5 о ЕДВ. Иначе вам не выдадут лекарств». Перевожу с канцелярита на русский: взять в пенсионном фонде справку о том, что я не отказался от получения так называемого социального пакета — бесплатных лекарств, проезда по железной дороге и бесплатной санаторно-курортной карты. А ЕДВ – ежемесячная денежная выплата льготникам.

Очевидная дикость: и пенсионный фонд, и медицина — хозяйства одного ведомства. 176-я поликлиника обращалась в отделение пенсионного фонда с просьбой сообщить им, кто из льготников отказался от соцпакета в пользу денег, а кто имеет право на получение льготных лекарств. Сделали запрос на две тысячи льготников – получили в ответ несколько десятков справок. А уже середина февраля, больных надо обеспечивать лекарствами. Вот и родилась от безвыходности идея отправить их в пенсионный фонд, чтобы не выдавать лекарства тем, кто от них отказался.

В масштабе страны – миллионы ходоков, огромные очереди к чиновникам пенсионного фонда, конфликты, «сверхплановые» инфаркты и инсульты. Пресса полна сообщениями о том, что те, кто отказался от соцпакета, далеко не все получают ЕДВ в полном объеме. Такое впечатление, что компьютеры еще не изобретены, нет базы данных, а в ведомстве работают преимущественно оргимпотенты. Короче говоря, это ведомство оказалось неспособным проинформировать хотя бы свои подразделения, чтобы не поднимать новую всероссийскую бузу. Если такой простейший вопрос решить не могут, то в каком же виде они реализуют славный национальный проект?

Выталкивают стариков, по новоязу Г. Грефа — «дожителей», в платные клиники, в которых работают те же или такие же врачи, что и в «бесплатных». А это — широчайшие возможности для криминализации медицины. Вот почему, когда наши люди попадают на лечение в зарубежные клиники, то тамошних медиков поражает количество запущенных, не долеченных болезней. Они обнаруживают такие «древние» инфекции, против которых там давно не выпускают лекарств!

7

Преступно превращать здоровых людей, особенно молодежь, в хроников. Если уж человека поместили в больницу, то, будьте любезны, ознакомьте его с планом лечения, потом с изменениями плана, и все в соответствии со стандартами, за подписью врача и пациента. Не поступать с человеком в зависимости от размера мзды или желания левой нижней конечности эскулапа. Разве случайно в моей выписке из 64-й больницы не указан код стандарта лечения?

Сегодня нельзя обойтись без сплошной компьютеризации здравоохранения. Ведь лечат вслепую, основываясь не на объективных данных, а на нашем самочувствии, наших ощущениях! Да и пора освободить врачей от писанины. У каждого из нас должен быть свой файл, который отражал бы все болячки и особенности организма, курсы и результаты лечения. Компьютер не позволит выписать вредное лекарство, но может дать возможность получить необходимое лечение без сидений в очередях. Доступ к личным данным — с помощью карточки с кодом. Думается, Москве само положение столицы велит показать пример.

Для этого нет денег? А кто-нибудь подсчитывал, сколько их вращается в сфере здравоохранения? Громадное количество аптек с дорогущими (и бешено растущими ценами даже во времена кризиса!) лекарствами, круглосуточная медицинская реклама в СМИ, где ни лекарство, то панацея от всех хворей — разве не показатели того, что тут деньги крутятся громадные? Но их где густо, а где пусто. Не обидели себя, любимых, чиновники. У предпринимателей, по некоторым подсчетам, около 16 процентов дохода тратится на лечение, оздоровление, отдых, поскольку эти суммы можно исключить из налогооблагаемой базы.

Если в 2004 году в федеральном бюджете на здравоохранение выделялось 35 млрд. рублей, то есть примерно по 233 деревянных на каждого россиянина, то в 2005-м, с учетом льгот, — 370 миллиардов. В 2006 — национальный проект, еще больше. И с тех пор расходы бюджета растувт и растут. Плюс региональные, а это самые щедрые бюджеты. Сверх этого финансируется медицина армейская, различных силовых ведомств и, конечно же, клиники, больницы и здравницы для чиновничества. Есть еще фонды обязательного медицинского страхования. Федеральный — около 90 млрд. рублей, московский городской — более 20 млрд. рублей. Есть такие же во всех субъектах Федерации. Кто-то подсчитал, что из всех источников в 2005 году среднестатистический россиянин получил медицинскую помощь от государства на 3 175 руб. В три раза меньше, чем поляк, в 50 — чем американец. Но дошли ли 3 175 рубля до государственной медицины — бо-ольшущий вопрос.

Если по-хозяйски распорядиться всеми вращающимися здесь деньгами, то зарплату всем государственным медикам и расходы на оказание помощи их пациентам можно увеличить уже сегодня во много раз. Что, кстати, и началось. Но не простое вливание средств может дать эффект, а наведение элементарного порядка. Надо реанимировать систему народного здравоохранения, некому — пригласите достойных медиков и организаторов медицины из-за рубежа. До второй мировой войны японцы жили в среднем 40 лет, нынче — 83 года! Изучайте, заимствуйте!

8

Весь год из уст разного начальства изливался прямо-таки мёд по поводу бесплатного санаторно-курортного лечения льготников. Поделюсь с читателями и здесь своим опытом. Вначале два письма.

«Председателю Фонда социального страхования РФ

КАРЕЛОВОЙ Г.Н.

Уважаемая Галина Николаевна!

К сожалению, не могу поздравить Вас и Ваших коллег с наступающим Новым 2006-м годом. Придется это сделать, видимо, не раньше будущей осени. И вот почему.

Несколько лет я стоял в районном управлении социальной защиты в очереди на путевку. Потом, в связи со 122-м законом, в управлении моей жене сказали, что дела передали в Юго-Западное отделение Вашего фонда. Ни слуху, ни духу. Поехал осенью в отделение ФСС, а там сказали, что надо заново становиться в очередь. Собрал документы, стал.

Сегодня, наконец, позвонили. Какая-то дама, даже не представившись, сразу взяла меня, что называется, за рога.

— У нас есть горящая путевка в Костромскую область с 23 декабря… — сказала она и тут же припугнула, выдав свою заботу за благодеяние, мол, если вы откажетесь, то получите путевку не раньше осени. У вас номер очереди 6 тысяч (если точно: 6118. А.О.), впереди вас 2 тысячи человек. Ехать пять часов…

Дама развила такой напор, что подумалось: звонят из сетевого маркетинга и пытаются навязать дорогущую БАДу. На раздумье – ни минуты. Да или нет. Не смог добиться, как же называется санаторий. Ответ такой: «Калужская область». Государственная тайна? С трудом выведал, что санаторий для лечения сердечно-сосудистых и желудочно-кишечных заболеваний. Если там так здорово всё лечат, размышлял я, то наверняка… Не успел закончить мысль своими скрипящими извилинами, как незнакомка-благодетельница трубку положила.

Не подобрал кинутую кость. Подумал-подумал и решил написать Вам.

Нельзя ли как-нибудь по-человечески, уважаемая Галина Николаевна? Не по максимуму, а хотя бы по минимуму? Не подсовывать горящие путевки в санатории, в которые, судя по пламени, никто не ездит? Не за двое-трое суток (у нас ведь тоже могут быть неотложные дела!), а хотя бы за две недели сообщать, что может быть предложена путевка туда-то или туда-то. И специализация санатория такая-то, а не «костромская» неведомой породы, и что условия там такие-то. Понимаю, что работникам фонда сейчас нелегко, но ведь надо же соблюдать элементарнейшие вещи. Нормы элементарнейших приличий.

А Вы бы вот так, с бухты-барахты, отправились в пенсионерлагерь под кодовым названием «Костромская область»?

С уважением Ольшанский А.А.

19 декабря 2005 г.»

Последовал ответ (приводится с соблюдением стиля и орфографии):

«ФОНД СОЦИАЛЬНОГО СТРАХОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Государственное учреждение Московское региональное отделение Фонда социального страхования Российской Федерации

127006, Москва, Страстной б-р, д.7, стр. 1

Тел /факс 209-04-51

Ольшанскому А.А.

О предоставлении путевки на

санаторно-курортное лечение

Уважаемый Александр Андреевич!

Государственное учреждение — Московское региональное отделение Фонда социального страхования Российской Федерации на Ваше обращение по вопросу предоставления санаторно-курортной путевки сообщает следующее.

В соответствии со ст. 125 Федерального закона №122-ФЗ от 22.08.2004 г Вы, как инвалид 2 группы, имеете право на получение государственной социальной помощи: бесплатная медицинская помощь, в том числе предусматривающая обеспечением необходимыми лекарственными средствами по рецептам врача; предоставление при наличии медицинских показаний путевки на санаторно-курортное лечение; бесплатный проезд на пригородном железнодорожном транспорте, а также на междугородном транспорте к месту лечения и обратно.

Путевки выдаются Отделением Фонда в соответствии с очередью постановки на учет (номер Вашей очереди 6118) и датой подачи заявления (13.09.2005г.).

На основании медицинских показаний и личного заявления филиалом № 34 Отделением Фонда Вам была предложена путевка, в санаторий «Костромской» с 23.12.2005г. от которой Вы отказались.

В случае если в 2006 году Вы сохранили право на получение набора социальных услуг, Вам будет предложена путевка на санаторно-курортное лечение в соответствии с медицинскими показаниями в порядке очередности.

Заместитель управляющего А.М.Казинцев».

Не кажется ли вам, уважаемый читатель, что я г-же Кареловой — про Фому, а мне г-н Казинцев – всё-таки про Ерёму? Г-же Кареловой, как истинной ельцинской землячке и выдвиженке, как-то не масштабу опускаться до обсуждения с каким-то писакой совершенно бесплодного вопроса о человеческом отношении к людям, «хотя бы по минимуму»?

Звонок из конторы № 34. Приезжайте за путевкой. Приезжаю. Стою в очереди несколько часов. Наконец-то допущен в святая святых. Сразу суют что-то вроде расписки на имя директора филиала № 34 такого содержания: «Сообщаю Вам, что в 2006 году путевку на санаторно-куротное лечение не получал(а).» Два печальных анекдота в одном флаконе. Первый: судя по бумажке, контора сама не ведает, кому выдает путевки. Второй: на календаре 12-е января, за 11-е января, единственный рабочий день после нового года, я никак не мог (не могла) исхитриться получить и использовать путевку в 2006 году.

Мое замечание о том, что я и в 2005 году путевку не получал, и в предыдущие годы, вначале грозило перерасти в скандал, но мне удалось найти взаимопонимание с работниками филиала № 34. Получаю путевку в один из лучших подмосковных санаториев «Тишково», делюсь радостью с другом из бывших главврачей. Когда ему предложили путевку, он послал звонивших подальше. Поэтому, не разделяя мою радость, он вспомнил, что они в молодости называли в шутку эту здравницу «Кишково». Конечно же, литератору, чтобы писать о шницеле, не обязательно поджариваться на сковородке, но и не без этого…

Лечение там началось с того, что на получение санаторно-курортной книжки у меня ушли сутки. Поселили в 3-й корпус, а паспорт отыскался почему-то во 2-м. Бывает, главное – отыскался. В санаторно-куротной книжке прочел замечательную фразу: «Успех лечения зависит не от количества процедур». И убедился, что здесь это святая, принципиальная позиция. За шесть дней пребывания (из 21-го по путевке) я три раза в день пил по 5 капель эдас-155, на ночь — по 30 капель корвалола и пустырника (который у меня на даче растет как сорняк), пил какие-то настои трав в фитобаре, 2 раза был на галотерапии – в холодрыжной комнате вы якобы вдыхаете соляной воздух (пользительно, должно быть, агромадно), 3 раза – на аутотренинге, после которого тоже стал пощипывать нос. Виброванны для ног не принимал ни разу – на улице минус 30, ходить надо было в лечебный корпус. До массажа попросту не дожил: пришел в назначенное время, а без моего ведома процедуру перенесли, я и не начал, поскольку твердо решил уехать из «Тишково».

Потому что убедился: здесь не лечение, а имитация его. Одна женщина рассказывала мне, как она выговаривала лечащему врачу за то, во что один из лучших реабилитационных сердечно-сосудистых санаториев Подмосковья превратили? При этом она платила за каждый день пребывания в ней почти тысячу рублей. Куда уж нам, кому зубы дареному коню как бы не положено смотреть?

Не мог в столовой я следовать совету из санаторно-куротной книжки: «Кушайте не спеша, тщательно прожовывайте пищу». У нас, льготников, был отдельный зал, по сути — резервация. Не смог смириться с оскорбительной дискриминацией, не употреблял баланды помойного обличья, картофельные гарниры, которые диабетикам вообще противопоказаны. За соседним столом выговаривали официантке, что отравились биточками… Если на 950 рублей в день обеспечить проживание, полноценное лечение и питание сложно, так что же можно ожидать на 550 рублей?

Увы, не нашел для себя ни одного аргумента в пользу того, чтобы получить в полном объеме унижающую человеческое достоинство милостыню. Когда вернулся домой, то прочитал в Интернете нелестные отзывы о «Тишково». И сделал для себя вывод: ни в какие «здравницы» подобного типа отныне я не ездок.

9

Подобная имитация заботы характерна для всей системы нашего «здравоохранения». Особенно для медицинского страхования, которое вообще у нас сугубо коммерческое. А нередко и надувательское. Обычное кидалово, как нынче говорят.

С добровольным медицинским страхованием имеет дело всего 2-3 процента населения — в пределах статистической погрешности. Видимо, по причине особой крутизны нравов. Сын моего друга попал в автомобильную аварию, полтора месяца с черепно-мозговой травмой и сотрясением мозга был на больничном, однако от страховой компании не получил ни копейки. По тем причинам, что, во-первых, его в больнице держали меньше десяти дней, а для этого и выписали раньше, во-вторых, швы у него оказались длиной меньше 10 см. Разве это не изгнание Гиппократа ради самодержавия в медицине бога наживы Мамона? Такое же издевательство, как «автогражданка «.

Но именно страховые компании, которые распоряжаются деньгами «здравоохранения», сегодня задают тон в государственной медицине. Кто устанавливает нормы такого лечения, что даже сердечникам в стационаре не положено лечить инфекции? Медицинское ведомство, Федеральный фонд ОМС, правительство, региональные власти, страховые компании? Мне кажется, что все перечисленные и еще не перечисленные. Поразительно, но о профсоюзной заботе о здоровье граждан вообще ничего не слыхать. С тех пор, как прихватизирована гигантская сеть оздоровительных и лечебных учреждений? Профсоюз медиков здесь составляет исключение – он настойчиво и принципиально борется за права медицинских работников, в итоге – за права пациентов.

К прискорбию, разрабатывает стандарты государственной медицинской помощи не доктор Рошаль или другие подлинные медицинские авторитеты. Но почему они не утверждаются Федеральным Собранием? В том-то и закавыка, что здесь правит бал министерство бывшего министра Зурабова. Стал уже банальностью тот факт, что до Пенсионного фонда М. Зурабов возглавлял страховую компанию «Макс». Ту самую, которая как большевики после октябрьского переворота, победно прошествовала по стране, выигрывая региональные конкурсы по распоряжению средствами ОМС. В «Максе» трудится около 30 тысяч дипломированных медиков — такую поразительную цифру я нашел в Интернете. Кстати, есть и компания по страхованию «автогражданки» с подобным названием. Так что можно не сомневаться: повадки в области медицинского страхования всегда не будут отличаться от повадок в «автогражданке».

Справедливости ради стоит сказать, что какие-то проблески здравого смысла в последнее время пребывания в должности министра прорезывались в речах и поведении М. Зурабова. Например, в деле наведения порядка в лечении детей. Но станет ли это нормой? Ведь до этого он более чем косо смотрел на педиатрию, женские консультации…

Система медицинского страхования не только откровенно паразитирует на бюджетном финансировании «здравоохранения», но и устанавливает правила лечения! Но позвольте, зачем рыбке зонтик, то есть государственной медицине, частные страховые компании?

Вот как оценил в феврале 2005 года бывший вице-мэр Москвы В. Шанцев деятельность страховых компаний в области распределения лекарств: «Система распределения льготных лекарств в Москве через страховые компании работала в 1998 году. И мы были вынуждены от нее отказаться как от абсолютно неэффективной. По самым скромным подсчетам, такая система больше половины денег тратит на саму себя. Механизм прост. Страховая компания получает деньги от государства. Первым делом она берет 4% за так называемое «обслуживание»: на зарплаты, премии, аренду офисов и т.д. Дальше она проводит конкурс (или без конкурса, что еще выгоднее) и заключает договор с фирмой-дистрибьютором, которая закупает лекарства на рынке. Оговаривает с ней форму оплаты. В Москве в 1998 году страховые компании платили по счетам через 90 дней после поставки лекарств. Значит, фирмы были вынуждены кредитоваться, чтобы купить лекарства. Понятно, что они включали эти банковские проценты в стоимость лекарств — еще около 40% на то время. Потом фирма привозит лекарства на оптовый склад, там, где их фасуют и распределяют по аптекам, — плюс 10% к стоимости. Аптека как торговое предприятие дает еще от 15 до 30% надбавки к цене. Сложив все эти цифры, лекарство дорожает почти в два раза от рыночной цены. Когда грянул кризис 98-го года, мы просчитали все это, ужаснулись и стали закупать лекарства напрямую на рынке». Еще Шанцев удивлялся тому, что распределением лекарств в стране призваны заниматься страховые компании – ведь здесь нет и быть не может никаких страховых случаев. Абсурд? Нет, система паразитирования на бюджетных ассигнованиях.

Страховая медицина в том виде, в каком она существует у нас, попросту не нужна. Скажем, англичане живут гораздо дольше нашего вообще без всякой страховой медицины. Просто в Англии принято оказывать достаточную медицинскую помощь, а не минимальную. И в СССР никакой страховой медицины не было, но, как и ныне, здравствовала и набирала силу взяточная. Зачем вообще нужен Федеральный фонд ОМС и его региональные детки — разве трудно в бюджете высчитать процент, который должен направляться на здравоохранение? Только на зарплату работникам Московского городского фонда ОМС идет около полумиллиарда рублей — на них можно приобрести 16 тысяч суперсовременных компьютеров, которых хватит даже вахтерам столичных богоугодных заведений. Что же касается страховых компаний, жирующих на ОМС, то они вообще не должны иметь какого-либо отношения к государственной медицине, потому что тут нет и быть не может никаких страховых поводов. Не надо валить в одну кучу государственную медицину, платную и страховую. Две последних являются добровольными. Следовало бы также оградить всю государственную социальную помощь от всевозможных коммерческих хищников.

10

И последнее.

Самое важное и самое главное. Для исправления положения нужна, во-первых, четкая политическая воля. Бессмысленно накачивать деньгами скомпрометировавшую себя нынешнюю систему «здравоохранения». При президенте должен быть создан орган с полномочиями, ничуть не меньшими, чем у Совета безопасности. В него должны войти не чиновники, а люди, представляющие гордость, честь и славу отечественной медицины. Чтобы здравоохранение стало предупредительным, профилактическим, бесплатным и доступным. Нельзя решить какую-либо проблему, повысив лишь участковым врачам зарплату, оскорбив и обидев сотни тысяч других врачей. Давно перезрел вопрос о том, чтобы медиков перевели в разряд государственных служащих.

Во-вторых, в медицине необходимо объединить в едином оздоровительном потоке государственную политику и волю самих граждан. Нам не мешало бы перейти на систему лицевых счетов здоровья. В зависимости от возраста и состояния здоровья, в соответствии со стандартами, каждому россиянину из бюджета на счет поступает определенная сумма. Медицинские работники получают гарантированную зарплату, в том числе за выполнение общенациональных оздоровительных программ и мероприятий. С помощью лицевого счета пациент оплачивает медицинские услуги, лекарства, путевки в санатории. Пришел на прием к врачу — подпиши квиток на оплату. Сэкономленные деньги переходят на следующий год, что позволяет накопить деньги на дорогостоящую операцию, на санаторно-курортное лечение. Настоящее, не имитационное. Я несколько лет не рискую ездить в санатории, но компенсации за это никакой не получаю – а ведь за это время могли бы накопиться деньги для лечения в нужном мне заведении. Часть сэкономленных средств с личных счетов должна идти на премирование работников поликлиники, медицинских учреждений и служб района. В компьютерный век такая система проще пареной репы — под силу любому муниципальному отделу здравоохранения.

Если же государство плюс к этому будет платить весомые надбавки за снижение смертности, числа инфекционных и социальных заболеваний, увеличение продолжительности жизни особенно трудоспособных, то таким образом можно создать систему, при которой врачи будут получать деньги не за очереди перед своими кабинетами, а за показатели здоровья подопечного населения. За профилактику болезней, а не за их лечение. А это и экология, и условия труда… Если все мы прекратим ходить по надуманным бюрократами от медицины поводам к врачам, то у них появится возможность думать, творить, сосредотачиваться на самом неотложном, превращать врачевание в искусство здоровья.

Мне могут резонно возразить: пойдут приписки, больничный лист без мзды не возьмешь, расцветет взяточничество как в санитарно-эпидемиологической службе. Они курятину принародно вкушают, а проморгали очаги заражения на нашем Севере. Не с юга же перелетные осенью летят в Тулу, Курган, Тамбов, Челябинск, Дагестан… Вот к чему приводит недоразвитость коррупции: на птичьих базарах взяток же не дают… А что в ответ на резонное возражение? Нужно возрождать профсоюзную медицину, через доверенных врачей-инспекторов контролировать лечебные учреждения, повысить роль депутатских комиссий, наконец, есть такая вещь, как Уголовный кодекс… Была бы, повторяю, политическая воля.

Она проявляется, и это видно хотя бы по стремительному росту бюджетных вливаний в медицину. На семьдесят процентов увеличились они только в 2007-м году по линии обеспечения национального проекта. Даже в кризис решено не уменьшать финансмирование. Это хорошо, но не решает всех проблем. Поэтому, в-третьих, государство должно в полном объеме вернуться в медицину. Ведь медицинские учреждения и пациенты попросту бессильны перед фармацевтическими акулами, особенно транснациональными, навязывающих свою химическую продукцию с помощью коммерческого телевидения и таких же «независимых» СМИ. А перед фальсификаторами лекарств? В других странах фальшак достигает 70 процентов, а у нас, мол, — всего несколько процентов. Кто верит этому?

Под видом биологически активных добавок впаривают день и ночь якобы панацейные, а потому и дорогущие препараты, способные лишь опустошать карманы легковерных. «Традиционалы» с подозрением взирают на компьютерную диагностику, хотя, та, возможно, на этом этапе и заслуживает такой оценки. А что говорить о биоинформационной медицине академика Н.Зубовой, которая ставит под сомнение необходимость существования многих фармацевтических химзаводов? Вот тут и должно появиться государство-арбитр и судья, защитник интересов здоровья народа, каждого гражданина, а не хапужных интересов фирм. Содержит нечто подобное национальный проект по здравоохранению?

В-четвертых, через оздоровление граждан можно выйти на оздоровление общества и власти. Именно здравоохранение, если его рассматривать во всей комплексности, и есть то главное звено, как нас некогда учили, ухватившись за которое, можно вытащить всю цепь российских проблем. Все-таки человек — самое ценное, а не частная собственность, коммерция, прибыль, рентабельность, хапок… Здесь выражение «Врачующему: исцелись сам!» распространяется не только на медицину, но и на тех, кто берется за лечение всех запущенных болячек в стране.

В-пятых, если в ближайшее время в российской медицине не будет наведен порядок, не изменятся подходы, прежде всего, со стороны государства к организации народного здравоохранения, то надежды на успех национального проекта в этой сфере призрачно-минимальные. Дай Бог мне ошибиться в этом!