В поисках Цацы (Часть 90)

Лена переодевается.

— А как это? Правда, мило?

— Ты что, попугай или светофор? Людей смешить собралась?

— Ты же сам мне эту красную кофточку подарил на Восьмое марта, что, забыл?

— Ну, так не с зеленой же юбкой! Есть же другая юбка?

— Ну вот, опять, что ли, черную надевать? Так она старая, я в ней каждый день на работу хожу. — Жена перебирает вещи в шкафу и обиженно бормочет: — Та-а-к, серое платье в мелкий цветочек? Не-е-ет, хотя мне очень идет, но уже вышло из моды.

Лена переодевается.

— А как это? Правда, мило?

— Ты что, попугай или светофор? Людей смешить собралась?

— Ты же сам мне эту красную кофточку подарил на Восьмое марта, что, забыл?

— Ну, так не с зеленой же юбкой! Есть же другая юбка?

— Ну вот, опять, что ли, черную надевать? Так она старая, я в ней каждый день на работу хожу. — Жена перебирает вещи в шкафу и обиженно бормочет: — Та-а-к, серое платье в мелкий цветочек? Не-е-ет, хотя мне очень идет, но уже вышло из моды. Зеленый мохеровый вязаный свитер? Не-е-ет, в нем я запарюсь. А черное платье? Нельзя, его я в прошлый раз надевала.

Наконец Игорю надоедает, и он покорно соглашается уже и на то, и на это платье, но в итоге выясняется, что жене как всегда нечего надеть. Начинаются упреки, что ему безразлично, в чем она ходит, что вот другим женам мужья где-то ведь достают модные вещи. Ему действительно становится жаль жену. Странно, у Лены такая великолепная, ну просто точеная фигура, а одежда часто ее только портит. Роста в ней, конечно, не хватает сантиметров пяти, но высокие каблуки этот недостаток восполняют. Но главное, он в жене ценит то, что она сложена пропорционально. Игорь работает художником-дизайнером, и малейшее отступление от цвета и линии воспринимает как чудовищную безвкусицу. Но окружающие его люди, предметы, дома сильно далеки от совершенства. Такая непомерная требовательность портила и ему, и Лене жизнь, но он ничего не мог с этим поделать.

Если платье на жене хорошо сидит, то никогда нет подходящих туфель или сумки. Сам же Игорь, конечно, не одевался, как лорд. В этот вечер на нем был его единственный выходной финский костюм, купленный к свадьбе, а женаты они уже пять лет. Но костюм дорогой, поэтому и не подвел, сидел на нем отлично, и он себя в нем свободно чувствовал.

Приехав на свою станцию, они без спешки пошли к выходу, безразлично скользя глазами по редкой толпе впереди них. Вдруг Игорь ускорил шаги и, почти догнав женщину в кудлатой грязной, некогда белой шубе, остановился. Перевел дыхание и сказал жене:

— Я ее знаю, это Нора. Я с ее мужем раньше работал.

— Ну так окликни ее, — ответила жена.

— Неудобно. — Как и все Игори, ее муж отличался стеснительностью.

Женщина в шубе удалялась. Когда они опять поравнялись с ней, он все-таки окликнул ее. Нора шумно и радостно обрадовалась встрече. Слышались восторженные возгласы:

— Игорек, как я рада! Ой, ты отпустил усы! Как тебе идут! Настоящий гусар! Это твоя жена? Какая хорошенькая! Леночка, очень приятно, Нора. Ну, как ты? Где ты работаешь? Я еду домой, ведь я теперь здесь живу. Прости я немного навеселе. Ах, как чудесно, что я тебя встретила!

Лена с интересом разглядывала Нору. На вид лет сорока пяти — и в этой дурацкой шубе. Откуда ее эстет Игорек может знать такую безвкусно одетую даму — красный шарф и туго перетянутый на шубе ремень придавали ей сходство со снежной бабой. А лицо? Глаза и ресницы подведены ярко-зеленым, щеки нарумянены, как у Петрушки.