В поисках Цацы (Часть 53)

Но эти все победы в прошлом, а сейчас он думал о Марине, уже предвкушал, как будет ласкать ее маленькое упругое тело. Борька даже застонал от игры воображения.

«Да, сценарий неплох, — подумал он, — пора очнуться». И вовремя. Марина наконец с трудом устроила его удобно на скамейке и уже хотела бежать за скорой помощью. Боря открыл глаза, застонал и увидел, что она обрадовалась.

— Ну слава богу — ты жив! — сказала она ласково.

Борька добросовестно играл с трудом приходящего в себя больного: закатывал глаза и умирающим голосом стал просить отвезти его

Но эти все победы в прошлом, а сейчас он думал о Марине, уже предвкушал, как будет ласкать ее маленькое упругое тело. Борька даже застонал от игры воображения.

«Да, сценарий неплох, — подумал он, — пора очнуться». И вовремя. Марина наконец с трудом устроила его удобно на скамейке и уже хотела бежать за скорой помощью. Боря открыл глаза, застонал и увидел, что она обрадовалась.

— Ну слава богу — ты жив! — сказала она ласково.

Борька добросовестно играл с трудом приходящего в себя больного: закатывал глаза и умирающим голосом стал просить отвезти его домой.

— Скорую не надо вызывать, — сказал он, морщась, прикладывая руку к затылку и сдерживая стон якобы невыносимой боли

Марина была так напугана и растеряна, ей было так жаль Борю, что она согласилась. Потом сказала, что пропали сумки. Он не понял.

— Да, конечно, тебе не до этого, и мы сейчас поедем, но, Боря, у нас украли твою сумку, а в нее ты положил мою. Ты полежи спокойно, а я сейчас поищу.

До Бориса медленно стал доходить смысл сказанных ею слов. Он замер и вспомнил, что действительно, когда Марина убежала, ему показалось, что на скамейке чего-то не хватает. Но эта мысль только мелькнула и исчезла. Нужно было разыгрывать комедию, и потом мысли его потекли уже совсем в ином направлении. Борька тут же, забыв весь свой спектакль, бодро вскочил и с криком: «Как украли?! Проклятье! Я теперь пропал! Это катастрофа!» стал обшаривать все вокруг, еще и еще раз заглядывал под скамейку, ворошил ногой листья, обегал все ближайшие скамейки. Нигде ничего не было.

Он подошел к Марине. Она сидела на скамейке, неестественно выпрямив спину, устремив на него остановившийся взгляд своих почти фиолетовых глаз. Боря взглянул в них и прочел такую ненависть и презрение, что ему стало страшно. Но все же он мысленно отметил штампованной фразой: «И в гневе ты прекрасна!» В этот момент Марина была действительно очень хороша: голова гордо вскинута, щеки пылают, глаза казались огромными и сверкали праведным гневом.

Марина медленно встала со скамейки и, размахнувшись, хлестко ударила его со всей силы по щеке. Боря стоял молча. Она замахнулась второй раз, но Боря поймал ее руку, поднес к губам, поцеловал и упал перед ней на колени.

— Прости! — сказал он, опустив голову, умоляющим тоном. — Прости, я гадок и мерзок. Убить меня надо, какая же я скотина! Марина, прости, ну не смотри так на меня. Не знаю, наверное, я псих. У меня и правда года два назад было что-то с нервами. — Борька скулил, как побитая собака, казалось, что он сейчас зарыдает в голос от отчаяния. — Мало ты мне еще наподдала. Ведь всему виной то, что редко меня, подлеца, бьют, — продолжал Борька, пытаясь разжалобить Марину.

— Вставай, не ерничай, — сказала Марина, с отвращением выдернув свою руку, которую он держал во время покаяния. — Хватит с меня художественного театра, а аплодисменты ты уже от меня получил. Какая все это гадость. Лучше скажи, что делать с сумками?

Боря тут же выпрямился и, подумав, неестественно ровным голосом сказал:

— Необходимо сейчас пойти и заявить в милицию о пропаже.