В поисках Цацы (Часть 34)

Но в ответ — испуганное молчание и пустой взгляд. Утром Вадим, нервно поигрывая кадыком, сказал, что поживет еще у друга, а она может оставаться на Солянке, пообещал больше не приходить и, оставив денег, ушел. Хотя Цаца чувствовала себя совершенно растерянной и раздавленной, последнее — веер красных десяток на столе — ее почему-то особенно покоробило.

В первый момент, когда Вадим ворвался к ней ночью, ей казалось, что она умрет на месте от презрения к нему, а после близости она сгорит от отвращения и к нему, и к себе. Но ничего этого не произошло… Небо не обрушилось! Она осталась

Но в ответ — испуганное молчание и пустой взгляд. Утром Вадим, нервно поигрывая кадыком, сказал, что поживет еще у друга, а она может оставаться на Солянке, пообещал больше не приходить и, оставив денег, ушел. Хотя Цаца чувствовала себя совершенно растерянной и раздавленной, последнее — веер красных десяток на столе — ее почему-то особенно покоробило.

В первый момент, когда Вадим ворвался к ней ночью, ей казалось, что она умрет на месте от презрения к нему, а после близости она сгорит от отвращения и к нему, и к себе. Но ничего этого не произошло… Небо не обрушилось! Она осталась жива: ходит в институт, навещает в больнице любимую тетю Ветту, решает, но нока безуспешно, квартирный вопрос.

Цаца проживала жизнь в каком-то оцепенении.

А за окнами стояла осень, но ни Нина, ни Вадим ее не замечали.

Осень года, как и осень человека, может показаться и красивой, и неприятной. Все зависит от того, какими глазами мы смотрим на стареющего человека или на осенний пейзаж.

Если мы смотрим с любовью, то любая внешность или вид воспринимаются как удивительно прекрасные. Человек-Осень иногда восхищает нас нажитой мудростью и добротой, но чаще раздражает занудством и вредностью.

Один и тот же осенний пейзаж поражает своей изменчивостью. Перед нами то яркая картина маслом, пламенеющая радостными красками, то нежная акварель чистых тонов, навевающая грусть мглистыми далями, проступающими сквозь прозрачную вуаль дождя.

Кажется, что приход осени и радует, и пугает красавицу Землю.

Ее пышные волосы — лиственные леса — сначала желтеют, а потом совсем облетают. Почти как волосы человека в старости — сначала седеют, а потом выпадают.

Конечно, временами Земля грустит: плачет дождями, злится резкими порывами ветра. Она в отчаянии и со страхом иногда даже думает, что за ночными заморозками и веселым первым снегом придет не зимний сон, а смерть. Но когда выглядывает из-за туч солнышко, Земля верит, что непременно придет Весна и ее разбудит.

Как правило, в начале осени у Земли хорошее, приподнятое настроение, как у красотки, выходящей с новой потрясающей прической от любимого парикмахера по имени Творец.

— Ах, как хороша! — восклицает она, улыбаясь, глядя на себя в бесконечные зеркала озер и рек.

Вадим не сдержал слов не появляться никогда на Солянке. Он пришел так же неожиданно еще… И все повторилось, как и в первый раз…

Странно. Постепенно страдание, которое она испытывала, хотя и не прекратилось, но ушло внутрь. Цаца сердцем и умом чувствовала презрение к мужу, но ее тело и на этот раз предательски повело себя иначе.

К удивлению Цацы, тело стало той свободной от душевного страдания податливой зоной, которой нет дела до оскорбленного достоинства. Тело будто бы зажило автономной жизнью, и теперь стало ощущать вкус — неизведанный ранее вкус мужчины. То, чего Цаца не испытывала, когда была влюблена в Вадима, настигло ее именно теперь, когда она разлюбила, и оно, ее тело, не желало обращать никакого внимания на голос разума.