В поисках Цацы (Часть 116)

Илюша в любой момент может сказать гадость и оскорбить меня.

Плыл мой семейный кораблик, нет, не бумажный кораблик, плыл, и как ни старалась я держать верный курс, как ни укрепляла снасти, все тщетно: если на корабле завелся вредитель, то он то и дело под компас подкладывает топор, и корабль плывет чуть-чуть не туда и вот, наконец, садится на мель. Можно ли снять корабль с мели и пустить дальше? Или команда сядет в шлюпки и уплывет? А я капитан, и можно ли мне покинуть корабль, сесть в шлюпку и поплыть одной? Да без команды, которая может перерезать

Илюша в любой момент может сказать гадость и оскорбить меня.

Плыл мой семейный кораблик, нет, не бумажный кораблик, плыл, и как ни старалась я держать верный курс, как ни укрепляла снасти, все тщетно: если на корабле завелся вредитель, то он то и дело под компас подкладывает топор, и корабль плывет чуть-чуть не туда и вот, наконец, садится на мель. Можно ли снять корабль с мели и пустить дальше? Или команда сядет в шлюпки и уплывет? А я капитан, и можно ли мне покинуть корабль, сесть в шлюпку и поплыть одной? Да без команды, которая может перерезать друг другу глотки. Ну, это я хватила. Просто Юра с Илюшей всегда спорят и обвиняют друг друга. Зачем и куда я поплыву? Искать подмогу, чтобы снять корабль с мели? Или искать новую команду и строить новый корабль?

И посоветоваться не с кем: мама всегда на стороне Юры, про свекровь я вообще не говорю. Подруги? Да они все завистницы, и искренности от них не добиться. Зайти, что ли, к соседке Элке потрепаться? Но она мне на нервы действует, рассказывая, какие у нее одаренные девочки, как они хорошо в Швейцарии учатся. Врет все. Ее Вика и Ника сущие оторвы, пробы ставить негде, все в мамашу. (Я через забор слышала базар их охранника с водителем.)

Мне поздно думать о новой семье. Хотя я совсем еще и не старая. Сорок пять — баба ягодка опять! И совсем я не Щука. Один новый аспирант-историк на меня, кажется, недвусмысленно поглядывает. А еще профессор с кафедры информатики уже почти два года, якобы случайно, оказывается рядом, когда я иду с лекции, и всегда говорит мне комплименты, а в голосе такая сердечность, но взгляд робкий…

Нет, нет, это не для меня! Для набора команды на новый корабль у меня уже не хватит сил. Как я своих оставлю? Муж и сын без меня пропадут. Надо заделывать пробоины на этом корабле. Выплыву! Я обязана справиться!»

Лидия Марковна резко закрывает крышку пианино и берет мобильный телефон:

— Юра, такой дождь, куда это ты запропастился? Иди чай пить с сырниками!

Затем она подходит к комнате сына, робко стучит и ласково говорит:

— Илюша, чай пить будешь? Спускайся в столовую.

Илюша не отвечает.

— Ты не заболел? — Лидия Марковна берется за ручку двери.

— Нет… Ма-ам, я уроки делаю.

Муж с женой вдвоем пьют чай. Юрий Борисович ест сырники с вареньем и молчит, уставив взгляд в мелькающий экран телевизора, а Лидия Марковна, стараясь развеселить мужа, с деланным оптимизмом рассказывает про проделки их кота Тишки. Муж не слушает. Тогда жена вдруг восклицает:

— Ой, я тебе забыла рассказать, как я съездила в пятницу в Илюшину школу «Кембридж на Пахре». Ты же знаешь, что его не хотели брать в одиннадцатый класс из-за двоек. Я с директором созвонилась заранее и приехала. Захожу в кабинет со скромным пакетиком, а в нем коробка подарочного французского коньяка, и говорю директору Мазуткину: «Здравствуйте, Виктор Васильевич!», а он вместо того, чтобы встать мне навстречу и пожать руку, сидит, схватившись за голову, а в глазах испуг.