Улыбнешься нам с любовью

То улыбнешься нам с любовью, Маня к себе, То угрожаешь ножом, Наставляя его в сердце мне. Но как мне страшиться тебя?! Есть у меня надежда: Свой суд над моей душой Давно свершил мой бог Надежда поэта призрачна, но она целиком в духе ислама, явно отдает фатализмом: каковы бы ни были преврат — ности судьбы, она в конечном счете предопределена божьим судом, изменить ее нельзя, человек должен испить всю чашу горя и радостей, отпущенную богом. Фаталистическая предопределенность судьбы обрекала человека и на величайшую пассивность и на безрассудные авантюры. В трагической безысходности своей судьбы Мамсуров в часы отчаяния уповает на божий суд. Он не смеет отрицать или не дошел до отрицания божьей справедливости, и все же не в силах примириться с несправедливостью окружающей действительности. Поэтому в первый период пребывания на чужбине он весь еще во власти горестных размышлений над трагедией своего народа, а позднее начинает яростно обличать реальную действительность в жестокости, бесчеловечности, низости и корыстолюбии. Трагедия изгнания всеобща, и поэт одинаково сочув» ствует всем: один народ, одна трагедия, общее горе! Но на чужбине люди пошли разными путями. Одни — дотоле неведомым путевд> пресмыкательства, карьеризма, наживы, унижения своего человеческого и национального достоинства,, другие — испытанной дорогой бедных тружеников. Произошел раскол, социальная дифференциация увела людей единой родины и единой национальной общности на противоположные берега. Поэт остается в среде тружеников и беспощадно обличает падение приспособленцев.