Тезис и антитезис

В этом диалектическом процессе взаимодействия тезиса и антитезиса возникает синтез «чистый язык», несводимый ни к чужому языку, в котором он скрыт, ни к языку переводчика, который высвобождает его. «. Подобно осколкам некоего сосуда, которые, чтобы совместиться в единое целое, должны следовать один другому в мельчайших изгибах, а не просто быть одинаковыми, перевод, вместо того чтобы создавать подобие смыслу оригинала, должен скорее любовно, до мельчайших подробностей стараться воссоздавать способ выражения подразумеваемого средствами своего языка, чтобы они оба, подобно тем осколкам, дающим представление о фрагменте сосуда, помогли опознать фрагменты некоего более величественного языка»!. Знаком верности перевода будет в таком случае пробуждаемая им жажда целого, языковой завершенности.

Образ пустого сосуда, не раз возникающий в работах Беньямина, выражает тревогу исторического материалиста, осознающего, что он изучает историю, которая без его вмешательства может превратиться в бессмысленные развалины. Но проблема заключается в том, что наследование и обмен, создающие традицию, трудно отличить от рыночного присвоения вещей. Поэтому Беньямин, например, подчеркивает отличие подлинного коллекционера, живущего в вещах и возрождающего вещи, не ставя перед собой утилитарных целей, от того, кто вкладывает деньги в коллекцию, чтобы выгоднее перепродать. Перевод также не является просто передачей значения, которое как товар может перемещаться из языка в язык; речь идет об откровении «чистого языка». Повествование подлинного рассказчика тоже следует отличать от газетного репортажа, поскольку оно передает неповторимость опыта. Парадокс заключается в том, что сама идеология потребления включает в себя такое различение, ведь рыночную стоимость товара она преподносит как уникальность и имманентную значимость.