Пятьдесят восьмая часть

Аэроплан Леонидович не ведал, что врачиха в уме за строптивость прописала ему полное клистирное обслуживание. Что ему предначертано ночью лежать на раскладушке в максимальной близости от туалета (в размышлении, чтобы успеть), дабы искусственно вызванный метеоризм к утру полностью оправдал намеки в своем названии на нечто космическое: да, да, бедному рядовому генералиссимусу пера к утру суждено было вполне почувствовать свою невесомость. Правда, он учуял опасность, волны которой густо и туго исходили от Марты Макарьевны, и это останется для будущего около-бричковедения одной из таинственных загадок. Ибо понимание ими друг друга было нулевым в лучшем случае, если вообще не выражалось в

   Аэроплан Леонидович не ведал, что врачиха в уме за строптивость прописала ему полное клистирное обслуживание. Что ему предначертано ночью лежать на раскладушке в максимальной близости от туалета (в размышлении, чтобы успеть), дабы искусственно вызванный метеоризм к утру полностью оправдал намеки в своем названии на нечто космическое: да, да, бедному рядовому генералиссимусу пера к утру суждено было вполне почувствовать свою невесомость. Правда, он учуял опасность, волны которой густо и туго исходили от Марты Макарьевны, и это останется для будущего около-бричковедения одной из таинственных загадок. Ибо понимание ими друг друга было нулевым в лучшем случае, если вообще не выражалось в некой величине с отрицательным значением. Короче говоря, это был довольно распространенный тип взаимопонимания и единства, которое характерно для кислого с плоским, колючего с громким, влажного с абстрактным, прозрачного с быстрым, глубокого с демократическим, достойного с бюрократическим и тому подобных пар. “Эта врач медицины — форменное препятствие для образа жизни”, — определил ее сущность рядовой генералиссимус пера.

   — Раздевайтесь, — властно сказал Тетеревятников, и категоричность требования пришлась не по душе Аэроплану Леонидовичу.

   — С какой стати?

   — С вашей! — хлестнула криком Марта Макарьевна и потише к Тетеревятникову: — Из веселых ребят? — и опять к заупрямившемуся рядовому генералиссимусу пера:

   — С вашей стати, с вашей раздеваться!.. Что задумался, застойное явление? Перестраиваться надо!..

   Вообще-то Василия Филимоновича покоробила сноровка и хамоватость, с которой славному Аэроплану Леонидовичу приклеили ярлык в не установленном порядке — без проведения следствия или дознания, хотя бы служебного расследования, к тому же сделано это было не на собрании, пленуме или каком-нибудь активе, а в производственных условиях, в порядке, так сказать, медицинского обслуживания. Вполне допустимо, Около-Бричко заслуживает не то что ярлыка, а целого транспаранта, он сам по себе ярлык, однако никто не вправе оскорблять в не установленном порядке, называя его явлением да еще застойным! Если он в чем-то виноват, то вина его по закону может быть установлена только по суду, ну, и еще в порядке самодеятельности общественных организаций, поскольку им все дозволяется. С этими мыслями и выступил он на середину приемного покоя, задергал кобуру, пытаясь подать ее по ремню назад, впрочем, безуспешно.

   — Напрасно вы так… Ни к селу, ни к городу…

   — Простите, вы по какому здесь поводу? — вызверилась на него передовица медицинского обслуживания.

   — Этот гражданин с моего участка.

   «Молодец, Вася, — подал голос любимый начальник. — Видишь ли, развитие демократии немыслимо без укрепления соцзаконности. Когда будешь иметь со мной собеседование по Процессуальному кодексу РСФСР, приходи с рефератом о повышении роли общественных организаций в укреплении и развитии демократии. Оставь пушку в покое — сколько об этом тебе говорить?»

   — Он — рецидивист по вашей части?

   — Гражданка, вы что себе позволяете? — кобура все-таки пошла назад, и когда Василий Филимонович, справившись с нею, придавал своей руке положение «по швам» или близкое к нему, у Марты Макарьевны создалось впечатление, что он достает пистолет, у нее даже мелькнула безумная мысль о прекрасной смерти в начале ночного дежурства. После него — было бы, конечно, обиднее.

   — Это, любезный, я позволяю в порядке выяснения анамнеза!

   Аэроплан Леонидович, почувствовав поддержку властей по месту своего жительства, воспрянул духом, затряс головой, не справляясь с собственным возмущением, выпалил:

   -Я… я не буду с нею лежать!

   Водитель, как заправский гегемон, которому главное классовый подход, а не приличия, захохотал. Товарищ Тетеревятников вознамерился его одернуть, поднял голову и почти раскрыл рот. И тут же вспомнил, что тот приехал сюда в порядке одолжения, поскольку он не клялся Гиппократу, и ему ничего не стоит применить санкции — укатить без него, тут он ухватится за любой повод.

   — Хотела бы я знать, чтобы ты делал при этом! — вызывающе и высокомерно наградила пациента презрением врач медицины и удалилась.

   — Аэроплан Леонидович, ну, все… все… все, — по-свойски воздействовал участковый, заполнив честные милицейские глаза такой убедительной мольбой, что тот как под гипнозом потянул за узел галстук и вскоре предстал перед психиатром обнаженным до пояса.

   Психиатр Тетеревятников за свою жизнь встречался примерно с полуротой Наполеонов, приходилось разговаривать и с тремя Сталинами, с множеством его детей и внуков. Генералитет и маршалитет просто не в счет, даже Лаврентий Павлович Берия был высоким примером для какого-то спятившего следователя из внутренней тюрьмы. Беседовал он и с автором третьего тома сожженных Гоголем «Мертвых душ», не говоря уже о тех, которые лучше Высоцкого. Один сантехник работал в жэке председателем Моссовета и представлялся всем вначале Перемысловым, потом Санькиным, но поскольку этих деятелей все забыли, то сантехника сняли с учета в психдиспансере.