Психология и культура

Словом, этика, психология и «культура» лакея сталкиваются с этикой, психологией и культурой патриархальных горцев. И та и другая сторона отстаивает превосходство своей этики, своей культуры. Мусса, оказавшись одиноким, чуждым деревенской среде и ее культуре, бежит обратно в свою лакейскую среду. Автор всецело на стороне горцев: лакей беспощадно высмеивается с его «культурой», психологией и этикой.

Казалось бы, идейное содержание такой несложной вещи не дает основания для спорных суждений. Однако в литературе о Бритаеве есть разноречивые мнения об авторской позиции, идейной направленности пьесы и смысле отдельных образов.

Еще в 1924 году, вскоре же после смерти писателя, видный осетинский критик А. Тибилов писал, пытаясь вскрыть общест венносоциальные и историкофилософские корни «поэзии Бритаева»: «Существует глубокая органическая связь между культурной ломкой жизни осетинского народа к началу двадцатого века и творчеством Бритаева. Начало двадцатого столетия характеризуется небывалым крушением патриархального строя в Осетии. По мере того, как «железная лопата, добывая медь и злато, врезывала страшный путь» в грудь осетинских гор, по мере того, как крепла экономическая зависимость осетинской деревни от города, разрушалась и старая идеология родового быта. Семейнофамильные отношения, основанные на непререкаемом авторитете старшинства и полном подавлении отдельной личности,. дали весьма глубокую трещину. Идет усиленное раскрепощение индивида из железных оков родового начала, и даже веками придавленная неумолимым адатом женщина разгибает спину и утверждает свое право на человеческое существование. Новый уклад жизни, несущий гибель и добрым и недобрым старым нравам, врывается разрушительным ураганом в недавно еще девственные дебри осетинских ущелий». И еще: «. Бритаев чувствовал надвигающуюся опасность вторжения новой жизни в глушь горных аулов. Он знал, что эта жизнь несет смерть натуральному хозяйству гор и связанной с ним старой идеологии.