Принцип реальности

Таким образом, внеся свой вклад в легенду о «фаустовской душе», Маркузе и в истории западной культуры и искусства стремится обнаружить исходную фрейдовскую антиномию —  и «принцип удовольствия». Однако све­денная к их противопоставлению диалектика культурного про­цесса оказывается бедной абстракцией, втискивающей историю западноевропейской культуры и искусства в прокрустову схему сублимирования чувственных влечений. Более того, сам образ Орфея должен быть расценен, строго говоря, как продукт жи­вотной приспособительной эволюции, животной пассивности, а не человеческой предметной активности. Между тем предметная активность человека, выражающаяся в том числе и в формах художественного творчества, в рамках которой возникает как предметный мир человека, так и человеческое сознание, проти­востоит любым формам животной адаптации. Только во «внечеловеческом» мире, вовне «природы» человек способен обрести свой истинный мир и самого себя. Человек не может быть «частью природы», потому что в конечном счете он реализует свои сущностные силы только как выход за пределы природно­го мира.

Согласовать свой исходный критический замысел с логикой психоаналитической мысли Маркузе стремится при помощи идеи о так называемой «разрушительной диалектике» культуры и цивилизации. Опасность саморазрушения грозит «репрессив­ной культуре» в первую очередь потому, что необходимый для ее развития прогресс в производстве, предполагающий доведе­ние человека до положения «винтика» механизма, требует по­стоянного увеличения объема «репрессивной» сублимации ин­стинктов— и в первую очередь Эроса, поскольку Танатос на­ходится «глубже» и лучше скрыт от социализации. Это он, Та­натос, напоминает о себе культом насилия, расцветшим в «мас­совой» культуре и искусстве.