Сто тридцать девятая часть
Хотя кто знает, во всяком случае она просит пригласить в зал Таньку, вторую свидетельницу. Результат тот же — хохот, только на этот раз с аплодисментами в адрес веснушек и торчащих пучков волос. Защита просит суд, учитывая возраст свидетельниц, считать воспроизведенные здесь крики отнюдь не призывами о помощи, а естественными физиологическими выкриками женщины в определенной ситуации. Высокий суд в лице председателя почему-то одновременно вспомнил ордер на квартиру и анекдот про “тады ой”, который наверняка заседателю справа известен, а слева, у пай-девочки, заполыхал румянец возле ушка. Эпизод и ордер летели к чертовой матери.
Тот, Кого Здесь Называли Прокурором услышал
Читать далее
Сто тридцать пятая часть
— Как вы посмели? Это так вам не пройдет! — вскочила с места Муза Климовна и яростно грозила пухлым пальцем блюстителю закона.
— Защита заявляет протест и требует от суда оправдательного приговора по всем пунктам обвинения! И вынесения в отношении виновных лиц частного определения!
— Сво-бо-ду Ро — ма — ну! Сво-бо-ду…
Судья встал, поднял руку, и его почти двухметровая фигура и невозмутимость успокоили зал.
— Представитель обвинения больше ничего не желает сказать? — спросил он, а про себя подумал: было бы очень хорошо вот здесь, при всем честном народе
Читать далее
Сто тридцать восьмая часть
Ты был в Афгане? Глаза у прапорщика то ли подобрели, то ли еще больше забеспокоились. Скажи своим: я разрешу поговорить в перерыв, ну и после… Это у них всегда так или потому, что тут ребята из Афгана?
Сцена маленькая, стол под зеленым сукном, за ним будет сидеть суд. Для него, чтобы он сидел боком к залу, поставлена настоящая скамья, как, видимо, и положено подсудимому — грубая, длинная да еще шатающаяся на разболтанных ножках-буквах А. Не свалиться бы. В пяти шагах, ближе нельзя, сидела распухшая от слез, аллергии и пестицидов мама, жевала, сжимая рот, нижнюю губу, потом —
Читать далее
Сто тридцать седьмая часть
Мечта о прекрасном обществе, о рае на земле выродилась в учение о так называемой диктатуре пролетариата, в которой пролетарского-то было всего лишь название, в непримиримую классовую борьбу. Сам идеал был превращен в прокрустово ложе. Мы оказались в положении старухи из сказки о золотой рыбке. Из-за великой гордыни, необузданных запросов, спешки, вечного нашего ускорения… Сегодня нам нужен Идеал. Может, множественность идеалов. У нас с вами не должны обязательно совпадать идеалы. Запреты могут быть общими, универсальными, но идеалы… Мне кажется, каждый должен верить в то, во что хочется верить и во что верится.
— Плюрализм идеалов? Это не многобожие,
Читать далее
Сто тридцать шестая часть
Ой, долго же ими бренчали, все теряли и никак не удавалось потерять: ни в раскрестьянизацию, которая до сих пор зовется коллективизацией, ни в тридцать третьем, спасибо товарищу Сталину и верному его соратнику товарищу Кагановичу, селами вымирали, а цепи так и не потеряли. Как же, такой дорогой подарок от родного и любимого. В тридцать седьмом он их перековал разве что на карающий меч, врагов народа выдумал. А там война проклятущая, что осталось от родного и любимого, так немец выбил, вывез, выжег. После войны жизнь рассчастливая в землянках, на коровах пахали и на бабах, опять голод, а как же — трофеев
Читать далее
Сто тридцать четвертая часть
Желаю вам найти, где у вас то прибавилось, что в районе физики и иных точных наук самым решительным образом убавилось». И потом два года не спрашивал, выводил «государственную» оценку — тройку. На экзамене поставил торчком брови, спросил: «Нашли? Нет? Ищите — да обрящете». Странный человек Итак, его еще называют Дон Кихотом Шарашенским, Звездочетом, старухи из-за лохматого внешнего вида считают колдуном…
…итак благодарю вас гражданка Ширепшенкина за то что дали мне повод принародно да еще в народном суде заявить о том что я горжусь проживанием в течение многих лет не ближе сто одного километра от столиц такова высокая
Читать далее
Сто тридцать третья часть
— Да как вы смеете?! — вскочил парень с орденом и медалями на груди. — Он был тяжело ранен. А по вашим словам получается, что он оттуда взял и уехал. Не надо клеветать на нашего товарища!
— Я прошу суд оградить меня от оскорблений, — опустила долу взор Муза Климовна. — Да, мы знаем, что он был ранен, но я не успела об этом доложить народному суду. Нам представляется, что как раз раненый боец-интернационалист на своем примере мог бы рассказать нашим юношам, как следует себя готовить к армии, на своих ошибках научить ребят. Но этого не
Читать далее
Сто тридцать вторая часть
Вот так: ой, ой, Ромочка, ой, ОЙ-ОЙ-ОЙ!
В зале смех, переходящий не в овацию, а в хохот. Защита вся покраснела, наверняка, для нее самой подобные возгласы не более чем теория. Хотя кто знает, во всяком случае она просит пригласить в зал Таньку, вторую свидетельницу. Результат тот же — хохот, только на этот раз с аплодисментами в адрес веснушек и торчащих пучков волос. Защита просит суд, учитывая возраст свидетельниц, считать воспроизведенные здесь крики отнюдь не призывами о помощи, а естественными физиологическими выкриками женщины в определенной ситуации. Высокий суд в лице председателя почему-то одновременно вспомнил ордер на квартиру
Читать далее
Сто тридцать первая часть
Крохотная артистическая, в которой иногда были артисты, но в которой уборщица тетя Паша хранила швабры, ведра и тряпки. Крупные капли пота на лбу прапорщика. Начальник конвоя вытирает их скомканным, несвежим платком. Ты был в Афгане? Глаза у прапорщика то ли подобрели, то ли еще больше забеспокоились. Скажи своим: я разрешу поговорить в перерыв, ну и после… Это у них всегда так или потому, что тут ребята из Афгана?
Сцена маленькая, стол под зеленым сукном, за ним будет сидеть суд. Для него, чтобы он сидел боком к залу, поставлена настоящая скамья, как, видимо, и положено подсудимому —
Читать далее
Сто тридцатая часть
Разве мечта человечества о самом справедливом строе — идеал? Нет, это идея, которую мы назвали идеалом. Более того, это мечта. О земном райском житье-бытье, в противовес небесному, религиозному. И во имя этого рая стали уничтожать целые классы и слои населения. Идеал подменил идею, подмена стала как бы всеобщей категорией жизни. Мечта о прекрасном обществе, о рае на земле выродилась в учение о так называемой диктатуре пролетариата, в которой пролетарского-то было всего лишь название, в непримиримую классовую борьбу. Сам идеал был превращен в прокрустово ложе. Мы оказались в положении старухи из сказки о золотой рыбке. Из-за великой гордыни, необузданных запросов,
Читать далее