Литературный сайт Александра Ольшанского

В 1745 году комиссия уже прибыла в Осетию, избрав своим местом пребывания Кизляр. Эта комиссия просуществовала до 1860 года (правда, в 1792 году на некоторое время была закрыта, но затем вновь- стала функционировать, перейдя в Тифлис), но особо значимых следов в культурном развитии осетин она не оставила. Основная цель комиссии — христианизация населения — так и не была достигнута. Христианская религия, известная осетинам с X века, привилась им лишь внешне, к служителям культа трудовой народ всегда относился с иронией, к их проповеди презрительно. Народ оставался верен своим древним верованиям и предрассудкам, победить которые хри стианская проповедь была не в силах, просвещение и обще- ственно-культурное развитие же вели к падению как христианской идеологии, так и языческих форм верований. Первым прогрессивным ,шагом в деятельности этой комиссии было привлечение к проповеди христианства самих осетин и решение дать определенному числу осетин духовное образование, т. е. создать в Осетии духовные школы. Первая такая школа была открыта в 1766 году в Моздоке, хотя первоначально решено было открыть ее в Куртатинском ущелье в 1753 году. Она просуществовала до 1792 года, но ничего* существенного не дала не только просвещению Осетии, но и: самой христианизации. Полувековое существование Осетинской духовной комиссии в истории осетинской культуры вошло лишь изданием первой книги на осетинском языке в 1798 году в Московской синодальной типографии — «Начальное учение человеком, хотящим учиться книг божественного писания».

«Психология горской бедносты и осевшей на плоскости осетинской земледельческой массы… капитал выжимает старые элементы, масса пыхтит, поддаваясь мечте о прошлом». В этих набросках верно намечены причины популярности поэмы «-Жфхаердты Хаесанж» в пореформенной Осетии. Патриархальное крестьянство, испытывавшее экономический, политический и национальный гнет, психологически было подготовлено к тому, чтобы воспринять, как новое, сугубо современное — лроблему одиночества, кеспарведли- вости сильных к слабым, и идею справедливого возмездия. Ненависть патриархального крестьянства к неумолимо наступавшим буржуазным отношениям, его глубоко трагическое чувство одиночества и бессилия перед их несправедливостью — вот та психологическая почва, которая обеспечила поэме популярность в народе. В этой сложной и трудной ситуации осетинское крестьянство естественно обращало свой взгляд к идеалам прошлого, к демократизму родовых отношений. Оно искало нравственную, идеологическую и психологическую опору в своем одиночестве и беззащитном положении. Выработать иные идеалы в условиях неразвитого классового и национального самосознания оно не успело и вновь обращалось к идеалам и связям давнего родового прошлого. Ожидать от осетинского патриархального крестьянства и его неграмотного певца, каким бы он ни был мудрым человеком и большим поэтом, иного решения, иных идеалов неправомерно. Но от поэта просвещенного, претендующего не миссию духовного наставника своего народа, вполне логично ожидать освещения народной жизни и народного сознания передовыми идеалами времени.

Клич доходит и до мертвых, и если спрячешься, То ходи в женском платке до скончанья веков!.. Осетия бедная! Перед пришельцем-алдаром Неужто ты думаешь без тревоги смириться? Пришельцу-насильнику, может когда-то доверчиво Вручила свою волю, надеясь найти у него правду? Мой друг, мой любимый! Умри от раскаяния, Если ты согласишься быть рабом пришельца-алдара! Коста глубоко верил, в силу народа. Если он поднимется, то «перед силой народа вздрогнут и скалы», — говорит поэт в песне «Додой» и зовет к боям «за правду и свет» в «Походной песне». «Походная песня», кстати, написана под сильным влиянием одной из песен Гриши Добросклонова (глава «Доброе время — добрые песни»). Нет вождя, нет единства в народе, нет организованного протеста. Отсутствие революционных действий народных масс, отсутствие организующей и руководящей силы, способной повести в «поход» со «знаменем народа», на котором начертаны лозунги «За правду», «За свет», приводило поэта к тоске по революционности, как и русских революционных демократов. Еще Некрасов звал «менее терпеть», и страстно ждал, когда же «грянет буря» и расплещет «чашу вселенского горя». Но далеко было пока до «бури». Это обстоятельство не могло не вызывать благородную тоску по «буре» (кстати, образ бури нередко появлялся в русских стихах Коста). В стихотворении «Раздумье» поэт прямо называет причину своей тоски: Мои мысли, мои стремления Не разделяет младший, Младший за мною Не идет на битву. За счастье страны Не льется моя кровь, Ношу, как ярмо, Эпоху рабства! (подстрочник).

В этой связи Цаголова правильно выбирает и литературный ряд, в который можно включить «Дуню» («Убежище Монрепо» Салтыкова-Щедрина, «Вишневый сад» Чехова). Однако она допускает ошибку в том, что второстепенное в проблематике пьесы выдвигает на первый план, а главное, связанное с образом Дуни, невольно отодвигается назад. Поэтому теряется из виду внутренняя связь произведения с кругом вопросов, интересовавших поэта в то время, основной идейный смысл произведения не получает должной оценки, а характеристика образа Дуни оказывается расплывчатой и неполной: «Желая под влиянием Лаптева стать трудящейся девушкой, Анна уезжает в Петербург. Однако в уходе Анны из родного дома Коста еще не видит полного разрыва между отцами и детьми, но он указывает, что этот разрыв уже начинает намечаться. И вот Анна в Петербурге: она поступает в качестве домашней прислуги в дом бывшего оперного артиста. Роль домашней прислуги ей быстро надоела. Пьеса заканчивается тем,„ что Анна выходит замуж за Светлова. Этим увенчиваются все ее идеи служения народу». Вот именно. В этом и заключается сущность всей комедии, — в судьбе носительницы основной идеи произведения. Пьеса потому и является комедией, что здесь нет никакого краха идей, серьезных устремлений героя. Когда .Коста показывает крушение серьезных убеждений человека, то он рисует мучительный процесс сомнений и поисков, надежд и разочарований, рисует напряженные картины резких столкновений противоборствующих характеров и убеждений, обнажает всю боль разрыва глубоких связей, разрыва, приводящего к трагической гибели героя.

Вернее всего предположить, что Коста использовал публикацию Ерова. В этом убеждает нас и то, что Коста сохранил название, данное легенде Еровым («Плачущая скала»), но заменил и конкретизировал подзаголовок — «осетинская легенда». Еров подверг легенду литературной обработке и даже привнес в нее собственный оценочный элемент. Об этом свидетельствует стремление индивидуализировать образы, окружить образ Куденета ореолом самоотверженного страдальца за интересы аула, сделать из него трагического героя. Вольность обработки проглядывает и в том, что Еров: нередко привносит в легенду элементы русской устно-поэтической («соседи внезапно, как снег на голову, совершали вторжения выкрадывали красных девушек») и сентиментально-романтической фразеологии. На наш взгляд, таким привнесенным «элементом» является и само название легенды «Плачущая скала». Как видно, Ерова поразила именно фантастическая сторона сюжета и этот момент подчеркнут названием легенды. По мнению Коста легенда была сложена не о «плачущей скале», а о «материнских слезах». Поэма заканчивается так: Из скалы, на которой мать с сыном сгорели, Ударил родник. Баяны о нем песню сложили, Тот родник зовется «материнскими слезами». Слышал ли Коста народную песню под названием «Материнские слезы» или это художественный вымысел поэта? Такой песни нет в известных записях осетинской народной лирики, поэтому пока можно полагать, что это вымысел поэта.

Привет тебе, о смерть! Довольно ожиданий, Довольно жертв и мук, сомнений и стыда! Уснуть! уснуть от всех бесчисленных терзаний, Глубоким сном уснуть навеки, навсегда! Дух лирики Надсона с самого начала его творческого пути подавлен сознанием своего бессилия в предстоящей и желаемой борьбе, тогда как у Коста даже в самых мрачных его раздумьях над личной судьбой есть сила отчаянной решимости. И мотив безнадежности, звучавший в некоторых его стихах, был вызван невозможностью борьбы или потерей всех своих сил в неравной борьбе. Для Надсона показательно в этом отношении стихотворение «Слово» (1879): О, если б огненное слово Я в дар от музы получил, Как беспощадно, как сурово Порок и злобу я клеймил! Мне не дано такого слова… Бессилен слабый голос мой… Моя душа к борьбе готова, Но нет в ней силы молодой… В груди бесплодное рыданье, В устах мучительный упрек, И давит сердце мне сознанье Что я, я — раб, а не пророк. Спрашивается, что общего между этим лирическим образом Надсона с тем образом Коста, который встает перед нами из его мужественной лирики? Коста, говоря о себе как об общественном деятеле, всегда сознавал себя борцом, не устрашимым никакими преследованиями и наказаниями: Я не боюсь разлуки и изгнанья, Предсмертных мук, темницы и цепей, Везде для всех я песнь свою слагаю, Везде разврат открыто я корю, И грудью грудь насилия встречаю, И смело всем о правде говорю. «Я смерти не боюсь, — заявил он, — но жизнью дорожу, пока хоть капля силы отыщется во мне для родины моей».

В первых одиннадцати явлениях второго действия пьесы зритель вдоволь посмеялся над Суйковым и его женой Евдокией Ивановной, ничтожными людьми. Евдокия Ивановна только что грубо ругалась с Мазиловым из-за неуплаты за квартиру, но появляется Светлов, дает ей плату за месяц вперед, да к тому еще лишних десять рублей, и она несказанно обрадовалась. Светлов, получив место в гимназии княгини Долинской, предлагает выпить всем жильцам: «всякую радость надо вспрыснуть, чтобы веселее было радоваться». К Евдокии Ивановне он обращается с такими словами: дает их за носителей своих социально-политических идеалов. Выходит, что в комедии «Дуня» изображаются не «новые люди», а зло высмеиваются опустившиеся представители «художественной» интеллигенции (Суйков, Трубадуров, Ма- зилов, Перышкии — певец, музыкант, художник и поэт), высмеиваются невежество и самодурство богатых мещан, развращенность и нравственная опустошенность спесивой бывшей аристократии, не имеющей за душой ничего, кроме дворянского звания. Так, даже на основе общего анализа пьесы «Дуня» можно заключить, что проводить параллель между сатирической комедией Коста и романом Чернышевского-о «новых людях» неправомерно. Комедия «Дуня» по ее идейно-тематическому содержанию можно сблизить, пожалуй, только с повестью Щедрина «Запутанное дело». В оценке пьесы «Дуня» более правильную позицию заняла Анна Цаголова. Она безусловно права в оценке той части проблематики комедии, которая связана с образами бывшей аристократки Марии Павловны (мачехи Дуни) и богатого мещанина Сомова (отца Дуни), видя в этом отражение «процесса разрушения старого дворянского мира», смены дворянского сословия «нарождавшейся буржуазией».

Так, в селе Джинат, в доме Сида Хетагурова, «седого, но еще чрезвычайно бодрого старика», после «роскошного ужина» он «распевал веселые осетинские песни». «Замечательна мелодия этих осетинских песен, замечает он в ушах осетин квинта звучит так, как в наших — октава. Приноровившись к их гамме, я успел правильно напевать второй голос, чему осетины немало удивились. С тех пор я тесно сошелся с ними, так что они меня считали как бы своим». По другому поводу Пфафф замечает, что у осетин имеются не только «веселые песни», но и песни обличительного содержания: «Осетины имеют понятие также и о памфлетах. «Сочинить на них стихи», чтобы представить их смешными, есть сильное оскорбление чести, но это всегда остается без наказания». Этими сведениями Пфаффа исчерпываются конкретные, зафиксированные факты эстетической жизни осетин в дореформенную эпоху, до возникновения собственно литературной традиции. Обозревая историко-культурную предысторию возникновения осетинской литературной традиции, мы вправе заключить на основе тех далеко не полных и не всегда достоверных данных, которые сохранились в заметках путешественников, ученых, военных и гражданских чиновников: «народоведческие» элементы проанализированных материалов говорят о том, что в осетинской действительности в первый период новой истории осетин (с середины XVIII века до реформы включительно) важнейшими общественными проблемами выступают два ряда явлений. Первый — драматические и героические события, порождаемые конфликтом между народом и феодальными верхами, бесправным положением крестьянина в системе патриархально-феодальных отношений, а также борьбой народа против колониальной системы царизма.