Образцовый носитель

Горецосетин, образцовый носитель и исполнитель законов традиционной нравственности, под влиянием других убеждений в решительный момент оказывается неспособным выполнить веление долга. Юноша Ахмет, закончив курс гимназии, узнает об убийстве отца. Он встретил убийцу, но пожалел его, отказался от мести. Вернувшись домой, он слышит презрительные упреки и проклятие матери. Он покидает родной очаг, отверженный навсегда. На этом кончается первая часть рассказа.

Здесь еще нет столкновения между патриархальными и революционными нравственными понятиями. Здесь речь идет о столкновении адата кровомщения и гуманизма новой эпохи, гуманизма, возвещенного на зере поднимавшегося капитализма идеологами буржуазной демократии.

Ахмету не ясны еще черты новой морали, но он уже не способен слепо исполнять жестокий: долг, предписываемый ему адатом старины. Многие черты этики этого мира он уже распознает в их подлинном обличье и видит в них ложь и неестественность.

Для него публичное выражение сугубо интимного горя кажется кощунством: «Все существо его болело о трагической смерти отца. Но мысль об обязательном исповедании своего горя оскорбляла его».

Мать Ахмета понимает, что сын идет уже другой дорогой, но она еще надеется, что он, быть может, не покинет тропу, проложенную его отцами и дедами. Она упрекает: «Два с половиной месяца после экзаменов ты устраивал себе дорогу, чтобы учиться дальше. Пусть, это хорошо, но зачем забыл ту дорогу, что веками устраивали тебе отцы и деды твои? » Мать не верила слухам о том, что сын, встретив убийцу отца, простил его. Узнав об этом от самого сына, она проклинает: «Так, правда, что ты нашел врага и твоя доброта довела тебя; до позора? Рука твоя, привыкшая к перу, оказалась нежной для кинжала? Ложь твоя доброта! Ты испугался, ты —трус! » Какое поразительное сходство между этой ситуацией и той, которую описал Пушкин в поэме «Тазит». В ней «молодой горец», отказавшийся от мести за кровь своего брата, так же проклинаем своим отцом:

«Поди ты прочь! Ты мне не сын, Ты не чеченец, ты старуха, Ты трус, ты раб, ты армянин!