Новое покушение на Николая Рубцова

Есть вроде бы люди культуры, которые кормятся прегрешениями и пристрастиями великих. И тогда получается, что Пушкин – не наше всё, а бабник, Достоевский – игрок, Есенин – пьяница… Иногда это сведение счетов. Между прочим, между людьми культуры, причем высокой. Так, к примеру, Виктор Астафьев, с которым я был знаком не один год, однажды пригрел убийцу Николая Рубцова, расхвалил ее и унизил поэта. Почему? Сказывают, чтобы отомстить вологжанам-супостатам, которые посмели не принять в Союз писателей супругу Виктора Петровича. Как тут не осерчать и не уехать из ненавистной Вологды в свою Овсянку? И как не призвать убивать защитников Верховного Совета, идейных

Есть вроде бы люди культуры, которые кормятся прегрешениями и пристрастиями великих. И тогда получается, что Пушкин – не наше всё, а бабник, Достоевский – игрок, Есенин – пьяница… Иногда это сведение счетов. Между прочим, между людьми культуры, причем высокой. Так, к примеру, Виктор Астафьев, с которым я был знаком не один год, однажды пригрел убийцу Николая Рубцова, расхвалил ее и унизил поэта. Почему? Сказывают, чтобы отомстить вологжанам-супостатам, которые посмели не принять в Союз писателей супругу Виктора Петровича. Как тут не осерчать и не уехать из ненавистной Вологды в свою Овсянку? И как не призвать убивать защитников Верховного Совета, идейных единомышленников вологжан – ведь Ельцин гостевал в Овсянке! Поэтому не стоит особо удивляться, если на экране телевизора появляется какая-нибудь актрисулька и живописует как Николай издевался над своей будущей убийцей, даже сигареты о нее гасил!

И тут свежайшая новость – Николай Рубцов, оказывается, даже в Нью-Йорке достал известного комментатора радио «Свобода» Бориса Парамонова. Это – несмотря на то, что Рубцов вообще за пределы СССР никогда не выезжал. Как он однажды выразился: в Париж тральщики ведь не заходят. Да и сам жил, как верно заметил комментатор, по кубрикам да общагам. Только вот Парамонов забыл почему-то уточнить, кто над Родиной поэта так бесчеловечно экспериментировал, благодаря чему судьба у Рубцова с малых лет была горькой и сиротской.

Сорок лет назад я был в единственном жилье Николая, которое он получил в возрасте Иисуса Христа. Николай пригласил меня в Вологду. Мы, два осколка очного отделения, оба исключенные и потом восстановленные, заканчивали Литинститут вместе. В жилье не было даже стула, чтобы предложить гостю. Спустя два года там и оборвалась жизнь Рубцова. Не понравилось сожительнице, как он относился к ее творчеству, вот и придушила…

Не дает покоя всенародная слава Рубцова. Поэт, по словам Парамонова, он маленький, эпигон третьестепенных русских стихотворцев, стихи у него – слякотная размазня, и вообще он, как поэт, не удался. А слава потому, что народ такой, из солженицынского поселка городского типа Торфопродукт. Уничтожающие характеристики — как из шланга ассенизаторской цистерны, бездоказательные, облыжные. Какие тут еще нужны доказательства, если Парамонов десятки лет впаривал, надо отметить, со знанием дела, слушателям авторов, в том числе в кантах и гегелях крепко волокущих, не то что какой-то темный Рубцов. Но ведь не полюбили их так, хваленных и рекомендованных, как вологодского поэта… Да еще в школах, и в вузах его творчество изучают!.. Не понял литературный оценщик, что любовь рождается от родного слова, а не чужого…

Новое, очередное покушение на Николая Рубцова лишь доказывает, что поэт он истинный и что его поэзию, в отличие от самого поэта, не придушить. «Постыдитесь так беспардонно лгать на любимого поэта!» — это, кстати, из «расстрельного» эссе Бориса Парамонова.