Крахов (часть 1)

На следующий день он, конечно, в Уфу не полетел — ходил в суд, куда Антонина, сказавшись больной, не явилась. Дело перенесли, и можно было лететь — в распоряжении Грахова было две недели. Наконец суд состоялся, Антонина, неудовлетворенная его решением, пришла в редакцию к начальству Грахова, писала в разные инстанции, начались разбирательства, новые суды, встречи с адвокатами, судебными исполнителями, а дома — ежедневные тяжкие объяснения, скандалы. Она решила не сдаваться, ради Алешки рассталась с Романом Славиным, и Грахов в душе сочувствовал ей, ценил ее настойчивость, видел в этом не только желание одержать верх — она боролась тоже за своего сына.

На следующий день он, конечно, в Уфу не полетел — ходил в суд, куда Антонина, сказавшись больной, не явилась. Дело перенесли, и можно было лететь — в распоряжении Грахова было две недели. Наконец суд состоялся, Антонина, неудовлетворенная его решением, пришла в редакцию к начальству Грахова, писала в разные инстанции, начались разбирательства, новые суды, встречи с адвокатами, судебными исполнителями, а дома — ежедневные тяжкие объяснения, скандалы. Она решила не сдаваться, ради Алешки рассталась с Романом Славиным, и Грахов в душе сочувствовал ей, ценил ее настойчивость, видел в этом не только желание одержать верх — она боролась тоже за своего сына. А затем понял, что ни он, ни она не владеют ситуацией. Ею завладел Алешка — видя, что происходит между родителями, отбился, как говорится, совсем от рук, учился с каждым днем хуже, хуже, никого не слушал ни в школе, ни дома. Антонина задаривала его подарками, Грахов не смел возражать — она ему мать, тем более что главное препятствие между ними и матерью — Роман Славин — исчезло с горизонта. Короче говоря, Грахов понял, что он и Антонина теряют сына, и ему было не до Уфы.

Тут бы Грахову тоже отступиться, помочь Алешке опять полюбить мать, пожертвовать ради будущего сына всем.

Вступая в борьбу с Антониной, он и бороться не умел, никогда ни за что не борясь по-настоящему. Он не раз замечал, что ему, а не Антонине, в этой борьбе везло. Обстоятельства всегда были сильнее его, и когда Грахов понял, что везение оказалось призрачным, ложным, он положился только на то, что авось все образуется и, страдая сам от этого, только усугублял неважные дела с сыном.

Зимой он снова лег в больницу, и там обнаружили, что язва у него превратилась в рак. Умирал Грахов изможденным, почти высохшим стариком, в теплые солнечные дни, из палаты видел свежее, молодое весеннее небо. Незадолго до смерти он попросил пригласить к нему Антонину и сына, и когда они вошли в палату, увидел в глазах Алешки застывший ужас.

— Прости за все, Тоня, береги сына, — сказал он.

— И ты меня прости, — едва слышна сказала Антонина. — Может, поздно очень, но я принесла тебе воду и лимоны…

— Нет, Тоня, не поздно. Спасибо,- улыбнулся он. — Родной мой, Алешенька, слушай маму, учись хорошо и расти, сынок, хорошим человекам. — Грахов сомкнул веки, чтобы не видеть больше ужаса в глазах сына, сказал: — Прощайте. Спасибо, что пришли.

После ухода Антонины с сыном, Грахов почувствовал облегчение в душе, им овладело в последний раз спокойствие, вернулась полная, уже ничем не отягчаемая ясность сознания. Спор был закончен. Антонина и сын оставались в живых. Он ведь почувствовал, когда они были в палате, как далек от них, что уже стояла между ними стена, какая-та мембрана, отделившая его от жизни. И Грахов в последние часы жизни, уже не для себя, а ради истины, признал, что Антонина в целом оказалась права. Она совершала ошибки, а кто их не совершает, но в самом главном была права. Вряд ли она осознавала до конца, что поступает правильно. Безвольного мужа разлюбила — правильно, ведь есть же справедливый, хотя и жестокий закон естественного отбора. Она не хотела повторения его, граховской судьбы, в своем сыне — правильно, она не отступилась от Алешки, когда и шансов на победу у нее почти не было — правильно, ведь что было бы с Алексеем Алексеевичем теперь, если бы она сдалась тогда. Не сдавалась, возможно, инстинктивно предчувствуя близкую его, Грахова, смерть. Грахов задумался над последним вопросом в своей жизни: почему же так вышло, что Антонина, будучи далеко не мудрой женщиной, поступала, оказывается, мудро, почему все-таки она одержала верх, если даже допустить, что его болезнь, очевидная близкая смерть, чистая случайность? Он нашел ответ, поразивший и обрадовавший его. Он догадался, что земная жизнь — по существу женская цивилизация. В сознании Грахова возникало множество фактов, подтверждающих эту догадку, то, что главным звеном в жизни природа избрала женщину, и он, забывшись стал мечтать о там, какую интересную книгу мог бы написать… Грахов до последних минут оставался Граховым.

В этот же день его навестил Руслан. Грахов просил помогать сыну в жизни, а затем стал вспоминать Уфу. Когда он заговорил о том, что случайная спутница должна почувствовать его смерть, Руслан хотел позвать дежурного врача, подумав, что больной начинает бредить.

Вернувшись домой, Руслан взял в кресло телефон и, хотя Грахов его об этом не просил, дозвонился до завода, где она работала, узнал через старых своих знакомых, что та три года назад вышла замуж и уехала из Уфы, по одним сведениям — в Кемерово, а по другим — в Оренбург.

Он знал, что Грахова уже нет — пока ждал соединение с Уфой, ему позвонили из больницы, и теперь ходил по квартире, заложив руки за спину и повторяя изредка одно и то же слово:

— Прекраснодушие… Прекраснодушие… Прекраснодушие…

А затем вернулся в кресло, откинул голову на мягкий, удобный для затылка валик и, сняв очки и закрыв глаза, продолжал мысль:

— Благими намерениями дорога в ад вымощена… Эх, старичок.

Первая публикация – Александр Ольшанский. Китовый ус. М., Современник, 1981