И знаменательно

И знаменательно: в отличие от первой ссылки, в творчестве поэта мы уже не находим мотивов отчаяния и безнадежности. Он весь в ожидании скорого освобождения, возможности вновь включиться в борьбу. Многие его либеральные друзья, которых так или иначе тревожила судьба поэта, уговаривали его оставить борьбу, быть осторожней и осмотрительней, а Коста им ответил басней об упрямом, неисправимом волке, который не внимает уговорам степенно-важного медведя не ронять славу «звериного рода». В своих воспоминаниях Юлиана Александровна Цаликова, близкий друг поэта, рассказывает: «Коста любил народ… восставал открыто, горячо на несправедливое отношение к нему администрации, и, конечно, все это не проходило ему даром.Ма кае Коста, — говорила я, ды аевзидгае, уыдон та — хафт» (Оставь, Коста, ты только замахиваешься на них, а они бьют тебя наотмашь — Н. Дж.). Он только смеялся, бывало, над моим удачным сравнением». В письме к Гаппо Баеву от 21 июня 1899 года Пора Джиоев взывал к «чувству меры и благоразумной предусмотрительности», обвинял Коста в отсутствии чувства осторожности и благоразумия («Ну, скажите, бога ради, стоило ли Коста из-за каких-то пустяков подвергать себя такой опале?!» — «Бога ради, господа, побольше осторожности…» и т. д.). Разумеется, такой же позиции держался и Гаппо Баев и многие другие из либерального лагеря. Конечно, такой «осмотрительной» и сверхосторожной позиции противостоял не один Коста. Многие представители национальной интеллигенции держались другого мнения.