И перед нами два

И перед нами два противоположных типа: степенный, разжиевший медведь, хвастающий тем, что он «даже зимой уже не ищет следов скотины», уговаривающий волка просить, клянчить, а не действовать силой — «Ты на всех нападаешь И хоть искусен в красноречии («Араехстджын дзыхаей»), Все же не просишь, А действуешь силой…» А это позорно. Остальные звери славу не меняют на еду, потому и биты не бывают. Зная, что в образе волка Коста выразил свою «неисправимость», свою непримиримость с самодержавным произволом, нам легко видеть в речи медведя «слезоточивые советы» его либеральных друзей, их образ мышления, о котором поэт сказал — «Полны незыблемой надежды Исправить социальный строй». Нетрудно вспомнить и автохарактеристику поэта — «Я грудью грудь насилия встречаю И смело всем о правде говорю» — так похожую на упреки медведя волку: искусен в красноречии, а действуешь силой! В басне «Упрек» собственно все принадлежит поэту, кроме общей ситуации да образа волка, который тоже всецело переосмыслен, противопоставлен сатирическому облику медведя. Пословица вся состоит из одного повествовательного предложения и, конечно, такой текст не соотносим с басней Коста, с ее великолепной стихотворной формой. Отталкиваясь от фольклорного источника, Коста создал прежде всего новое содержание и воплотил его в оригинальную, художественно совершенную форму. И так обстоит дело во всех случаях, когда Коста берется создавать произведение на основе фольклорного источника. Это мы наблюдаем и в баснях, и в стихотворной сказке «Пастух», и в поэмах «На кладбище», созданной на основе текста традиционного посвящения коня умершему.