Двадцать шестая часть (Рашен Баб)

Более неудобного момента трудно было найти, поскольку откровенная оценка ситуации с российскими властями могла лишь повредить ему и Валентине. Пришлось выкручиваться, избегать оценок бездействий береговых служб, переводить разговор на заезженные темы и даже нахваливать особенно щедрые фирмы и их продукцию. Почти час, в течение которого яхта тихим ходом двигалась к цели и пресса истязала его, показались ему бесконечными, и он с огромным облегчением взбежал по трапу на танкер.

— Ну? – встретила нетерпеливым вопросом жена.

— Валюша, все расскажу, но дай возможность съесть хотя бы бутерброд и выпить чашечку кофе, — взмолился он.- С утра ничего не

Более неудобного момента трудно было найти, поскольку откровенная оценка ситуации с российскими властями могла лишь повредить ему и Валентине. Пришлось выкручиваться, избегать оценок бездействий береговых служб, переводить разговор на заезженные темы и даже нахваливать особенно щедрые фирмы и их продукцию. Почти час, в течение которого яхта тихим ходом двигалась к цели и пресса истязала его, показались ему бесконечными, и он с огромным облегчением взбежал по трапу на танкер.

— Ну? – встретила нетерпеливым вопросом жена.

— Валюша, все расскажу, но дай возможность съесть хотя бы бутерброд и выпить чашечку кофе, — взмолился он.- С утра ничего не ел…

На яхте слышали этот нелицеприятный для них короткий диалог и отвалили от танкера. Давясь бутербродом и обжигаясь горячим кофе, Фриц знакомился с содержимым темно-синей папки. Безукоризненность характеристик Джеймса Бонда, профессионализм и основательность подобранных документов настораживала, но делать было нечего – надо соглашаться с условиями, а потом постараться послать ко всем чертям. Главное — чтобы была в контракте лазейка для отказа, тут юрист должен над документом как следует поработать.

Валентина, подложив ладонь по голову, лежала на боку, а Фриц стоял перед ее лицом, которое и без ладони было почти вдвое шире его роста. В таком положении супруги могли разговаривать почти без риска быть подслушанными. Впрочем, им только казалось, что их не подслушивают – над танкером висел вертолет с журналистами, вооруженными направленными чувствительными микрофонами.

— Так и не дали бумагу о карантине? – переспросила супруга. – Значит, никакого карантина нет. В России – главное бумажка. Без бумажки – ты букашка, — она прикрыла рот ладонью и прошептала: — Завтра утром перебираемся на берег. Готовься… Можно было бы и сегодня, но поздно, да и вечер холодный.

— С ума сошла!? – ужаснулся законопослушный немец. – Мало у нас неприятностей?! Надо всего лишь согласиться с предложением Бонда…

— Без бондов обойдемся! Всё утрясется, я лучше тебя знаю привычки наших начальников. Готовься! – в этом случае «готовься» прозвучала как мстительная угроза.

Попытки отговорить Валентину от задуманного шага ни к чему не привели. Расстроенный Фриц дал команду обслуге подготовиться к переезду на берег, чему она обрадовалась, а сам сел за дневник.

«Теперь я, кажется, начинаю понимать, почему в России так мало порядка, но так много великих писателей, — неожиданно для себя отклацал на ноутбуке не свойственную ему фразу. – Все великие русские писатели — идеалисты, их представления о нормальной жизни пользуются успехом у населения, которому надоели непорядки…

Прошедший день считаю крайне неудачным, а Валентину неудачи вдохновили на сумасбродные поступки…»

С самого утра над танкером висел вертолет с прессой, в полной готовности качалась на крутой волне журналистская яхта. Рыцари пера и экрана, пользуясь современными подслушивающими устройствами и сверхчувствительными микрофонами, прознали, что сегодня будет немало поводов для сенсаций.