До и после (часть 12)

И все-таки жизнь у них постепенно налаживалась. Он заменил в доме несколько прогнивших половых досок, отремонтировал лестницу, ведущую в Ритин мезонин, утеплил двери и окна. Лена, кажется, выходила постепенно из своего оцепенения, строча ”семейные”, которые Рита отвозила в город и возвращалась оттуда с деньгами и новыми заготовками. Если Рита исчезала к Гарику на несколько дней, то Лена не находила себе места, то и дело смотрела на дорогу. Но Рита возвращалась, и все опять шло своим чередом.

Со стеллажами Валентин Иванович еле управлялся до начала учебного года. Работать ему разрешалось начинать в десять, а то и в одиннадцать

И все-таки жизнь у них постепенно налаживалась. Он заменил в доме несколько прогнивших половых досок, отремонтировал лестницу, ведущую в Ритин мезонин, утеплил двери и окна. Лена, кажется, выходила постепенно из своего оцепенения, строча ”семейные”, которые Рита отвозила в город и возвращалась оттуда с деньгами и новыми заготовками. Если Рита исчезала к Гарику на несколько дней, то Лена не находила себе места, то и дело смотрела на дорогу. Но Рита возвращалась, и все опять шло своим чередом.

Со стеллажами Валентин Иванович еле управлялся до начала учебного года. Работать ему разрешалось начинать в десять, а то и в одиннадцать часов утра, поскольку хозяева или их гости до этого времени дрыхнули. Между прочим, при этом им совершенно не мешало изматывающее, душераздирающее блеяние козлят, которых они любили зажаривать на вертеле тушками. Привозили только козочек два-три раза в неделю, привязывали к бетонному столбу — опоре гирлянды стеклянных фонарей, освещающих по вечерам газон перед коттеджем. Козлят не кормили и даже ничем не поили. Несчастные животные вытоптали копытцами газон, тянулись мордочками к зеленой травке, которая была у них перед глазами, но ущипнуть ее они не могли. Перед закланием они должны были, судя по всему, очиститься таким варварским способом и приобрести особые гастрономические свойства. Их бесконечное “ме-е” переворачивало Валентину Ивановичу душу. За мучительство бедных козлят он возненавидел хозяев.

“Кабан” платил ему тем же. Его “пока” становилось все более угрожающим. Победитовые сверла затупились в первый же день, долбить дырки приходилось в основном шлямбуром, и поэтому ”кабан” прозвал его “дятлом”. Хозяйке нравилось качество работы, но она заставила загрузить один стеллаж коробками с мясными консервами, тушенкой, сгущенкой и еще какими-то тяжеленными банками — запасов еды тут было столько, что непроизвольно возникала мысль о подготовке к продолжительной осаде. Сооружение не шелохнулось. Довольная результатами испытаний хозяйка впервые за несколько дней изобразила постоянно сомкнутыми губами начало то ли улыбки, то ли усмешки.

Валентин Иванович решил не упускать благоприятный момент: предложил посадить на участке сад. Долбя дырки в железобетоне, он задумал заложить на одичавшем приусадебном участке тетки Аграфены питомник для плодовых культур. У Алексея Алексеевича он ходил в лучших садоводах, считалось, что рука у него легкая, поэтому сажать, обрезать, прививать, бороться с болезнями и вредителями сада он умел.

Это занятие в здешних условиях могло оказаться прибыльным, но первый доход питомник мог дать лишь через год — саженцы смородины, крыжовника, актинидии и йошты, новомодного гибрида смородины и крыжовника, если их посадить весной, только к осени станут товаром на продажу. Саженцы яблони и груши — через два, если сейчас позаботиться о подвоях, приобретя парадизки для пользующихся спросом карликов и полукарликов. Можно будет продавать саженцы яблони и груши уже будущей весной, если заняться зимней прививкой на подвои с хорошей корневой системой. Но это было рискованным и дорогостоящим занятием — куда проще заняться выращиванием рассады перца, капусты, томатов, салатов.

Лена тоже любила копаться в земле, но нужна была теплица. Еще не поздно было посадить землянику — потом ее можно будет размножать семенами. На все это нужны были деньги, и тут он все продумал, предусмотрел: садовые участки у строителей и заводчан были изрядно запущены, нужно было обрезать деревья, удалять корневую поросль. Он предложит свои услуги, будет брать за приведение в порядок участков недорого, но зато запасется из поросли саженцами сливы, вишни, черноплодной рябины, смородины и крыжовника, привоями лучших местных сортов яблони и груши. Короче говоря, серьезной конкуренции, как в строительстве, в садово-огородном деле не ожидалось, и перед ним открывались хоть какие-то перспективы.

Хозяйка убрала начало улыбки с лица, прищурилась на несколько секунд, пожевала губы, что должно было, видимо, свидетельствовать о напряженном мыслительном процессе, а потом повернулась к выходу, махнула рукой, мол, следуй за мной. Валентин Иванович последовал, с досадой думая о том, что они относятся к нему с необъяснимым для нормальных людей презрением: не поинтересовались даже его именем, не назвали соответственно и своих имен. Казалось бы, обычнейшее человеческое дело — представиться друг другу, но нет, здесь это считалось излишним или же противоречило соблюдению какой-то коммерческой тайны. Это или выходило за границы человеческих отношений, или же не являлись таковыми — во всяком случае, Валентину Ивановичу здесь было очень неуютно.

“Кабан” в беседке отмачивал свое волосатое тело баночным пивом. У ног лежали два рыжих бультерьера, которым он совал куски козлятины, а те отворачивались. Когда Валентин Иванович приблизился, собаки-убийцы встали, направили на него противно вытянутые, как бы припухшие морды и фиксировали немигающими, злобными глазами каждое его движение. Поэтому он и не решился подняться вслед за хозяйкой в беседку, остался внизу.

— Вот он предлагает посадить у нас сад, — сообщила она.

“Кабан” глотнул пива, захватил нижней губой верхнюю, а потом, помедлив, уставился на Валентина Ивановича и наконец спросил:.

— Так ты не только “дятел”, но еще и Мичурин? Ботаник, значит?

“Ботаник здесь, оказывается, — это презрительная кличка, я и не знал”, — подумал Валентин Иванович и не торопился с ответом.

— И кого предлагаешь посадить? — спросил “ кабан”, вкладывая в последнее слово явно не садово-огородный смысл.

— Плодовые деревья, кустарники. У вас суглинок, высокое место, небольшой наклон к югу — как раз то, что для сада надо.

— И яблоки?

— И яблони.

— И груши?

— И груши.

— И даже такие, как дули?

— И такие, как дули.

Неожиданно “ кабан” запрокинул голову назад и, выпятив острый кадык, захохотал, громко, в крик, так оглушительно, что собаки дернулись, по их короткой шерсти волнами пошла дрожь, они не понимали: бросаться им на незнакомца сразу или же дожидаться более четкой команды от хозяина. У Валентина Ивановича по спине побежали холодные мурашки, однако “друзья человека” немного успокоились, терпеливо дожидались конца веселья их повелителя. Наконец, “кабан” устал от хохота, смахнул пятерней набежавшие слезы, запил пивом и сказал жене, не скрывая своего презрения и к ней:

— Ну ладно, он — Мичурин, а ты… Ты думаешь, что я доживу до дуль на грушах?!

И опять захохотал, теперь нервно, истерично, и Валентин Иванович вернулся в подвал.

В тот день, когда ему осталось пробить несколько последних злополучных дырок, к хозяевам нагрянуло особенно много гостей. Возле столба блеяло три козленка. Обычно — один, два, а тут сразу три. “Быстрей бы закончить да убраться отсюда”, — думал Валентин Иванович, со всего размаха нанося удары молотком по шлямбуру.

Однако закончить работу ему не позволили. В подвал спустилась хозяйка и заявила:

— Мы считаем, что сегодня тебе работать не надо.

— Почему? — удивился он. — Мне осталось повесить всего три кронштейна. Тут на два часа работы.

— Я повторять не намерена. У нас дважды не повторяют. Ты мешаешь нашим гостям. Приходи завтра после обеда. В середине дня мы уедем…

— Извините, а когда я получу деньги за работу? Нельзя ли сегодня?

— Нет. Ты не закончил работу.

— Вы мне не доверяете, не верите, что я закончу работу?

— Сейчас никто никому не доверяет и никто никому не верит.

— Как же это получается: вы уедете в середине дня, а мне предлагаете приходить после обеда?

— Здесь будут племянницы. Получишь у них конверт.

Она удалилась. Нехорошее предчувствие овладело Валентином Ивановичем. Она же меня вообще за человека не считает, думал он. Я же для нее куда ничтожней, чем абстрактный “ никто“, который никому не доверяет и никому не верит. Я ведь поверил им, когда начинал работу, верил, что они все-таки люди, вкалывая полмесяца в подвале. Если поверил, то, значит, хуже, чем “ никто”. Выходит, что “никто” для меня — это недосягаемая нравственная и социальная высота, мне до нее еще подниматься, карабкаться… Опять сестренка Рита права?

Когда он вышел из подвала, то увидел в беседке много гостей. По этому случаю “ кабан” надел даже майку, черную почему-то, с огромными золотистыми буквами “ Made in USA” и хищным орлом. “Это надо понимать, наверное, как свидетельство того, что он уже приобщился к “цивилизации”, — язвительно подумал Виктор Иванович и направился к выходу.

Однако “ кабан “ тоже заметил его, окликнул: “Эй, Мичурин! Освежи пасть!” и широким жестом швырнул ему банку пива. В беседке угодливо засмеялись. Банка, катясь по дорожке из красной гранитной крошки обогнала Валентина Ивановича, но он, не оборачиваясь, перешагнул через нее, продолжив путь к калитке. Сзади наступила тишина. Валентин Иванович открыл калитку и с огромным облегчением закрыл за собой: во всяком случае тут он недосягаем для собак-убийц, и стал обходить иномарки, столпившиеся напротив коттеджа.

“ Господи, почему же Алексей Алексеевич и такие, как он, остались ни с чем, а вот такие одноклеточные стали хозяевами всей нашей жизни?” — воскликнул он в душе, и тут же кто-то грубо схватил его за плечо. Сзади — малый с квадратной челюстью, бритые виски, короткий ежик, бугры мышц под тугой тенниской, в подмышке кобура и из нее торчала рукоять “пушки”.

— Возьми, — ткнул он в руки полдюжины пива в полиэтиленовой упаковке и угрожающе предупредил: — Попробуй только не взять…

Валентин Иванович взял. Через некоторое время до него донесся торжествующий возглас: “Я же говорил: возьмет! Ему мало показалось…” Остальное утонуло в хохоте.

Если бы Валентин Иванович знал, что “кабан” созвал гостей на трехлетний юбилей своих псов — Кусатика и Рватика, что именинникам был приготовлен специальный торт из гусиной печенки, из говяжьих языков, мелких куриных косточек, и в него уже были воткнуты шесть свечей, и гости вскоре наперебой будут стараться поучаствовать вместе с хозяином в их задувании, что козочки будут разорваны бультерьерами, освежеваны и запечены для них на вертеле…