Часть 9

— Вот: Во-до-во-дов хоть куда. А у вас какая фамилия?

    Непосредственность Маркела Маркелыча оказалась безграничной. Евдокия Степановна немного отклонилась назад, как бы защищаясь от напора собеседника, и уже совсем недружелюбно сказала:

   — Зачем вам моя фамилия? Я считаю не очень приличным распахивать настежь душу перед незнакомым человеком. Считаю совсем лишним…

   Маркел Маркелыч как-то сразу сник, растерялся даже, и, пробормотав: «Извините. Конечно, нехорошо получилось, извините», — ушел к себе. Лишь на миг у Евдокии Степановны возникло желание остановить его, вернуть назад – ведь обидела напрасно человека, а потом оно исчезло, подумалось: «Зачем он мне

— Вот: Во-до-во-дов хоть куда. А у вас какая фамилия?

    Непосредственность Маркела Маркелыча оказалась безграничной. Евдокия Степановна немного отклонилась назад, как бы защищаясь от напора собеседника, и уже совсем недружелюбно сказала:

   — Зачем вам моя фамилия? Я считаю не очень приличным распахивать настежь душу перед незнакомым человеком. Считаю совсем лишним…

   Маркел Маркелыч как-то сразу сник, растерялся даже, и, пробормотав: «Извините. Конечно, нехорошо получилось, извините», — ушел к себе. Лишь на миг у Евдокии Степановны возникло желание остановить его, вернуть назад – ведь обидела напрасно человека, а потом оно исчезло, подумалось: «Зачем он мне нужен, этот пьяница? Тоже мне друг выискался…»

   Несколько дней Маркел Маркелыч не подходил к ней, лишь по утрам, проходя мимо, здоровался. Евдокия Степановна отвечала сдержанно, всем своим видом показывая, что не нуждается со стороны Маркела Маркелыча и в этом.

   Затем Маркел Маркелыч с неделю отсутствовал. Евдокия Степановна для себя решила, что он, видимо, выпил лишнего и попал в милицию на пятнадцать суток. Появился он как всегда в светло-сером костюме, в белой сорочке с галстуком, но заметно прихрамывал на левую ногу. «Напился и упал, я так и думала!» — похвалила себя Евдокия Степановна за проницательность.

   В этот же день состоялся второй разговор. С утра небо затянуло серой пеленой, торговля у Евдокии Степановны шла из рук вон плохо, но квас покупали, брали на окрошку. А в обед пошел дождь — вначале мелкий, сеющий, а затем набрал силу, застучал громко по полосатому зонтику над Евдокией Степановной.

   — Идите сюда, соседка! — крикнул из своего окошка Маркел Маркелыч.

   Евдокия Степановна надеялась, что дождь перестанет, а на небе словно прорвало плотину, хлынул ливень, и пренебрегать больше приглашением Маркела Маркелыча не стала. Собрав деньги в сумку, она перебежала дорогу, направляясь к ларьку. Маркел Маркелыч предусмотрительно открыл дверь, помог, хотя Евдокия Степановна и отказывалась от помощи, снять насквозь промокший белый халат. Предложил ей единственный стул и свой запасной белый халат, и Евдокия Степановна, разумеется, некоторое время отказывалась от стула и халата, но дождь шел и шел, и она замерзла.

   — Вы же простудитесь, что за упрямство! — настаивал Маркел Маркелыч.- Халат ведь чистый…

   — Ладно, давайте уж, — согласилась она и надела халат, который ей оказался впору, и села на стул, правда, предварительно переставив его поближе к выходу. Маркел Маркелыч поставил набок ящик из-под бутылок и тоже сел. Евдокия Степановна краем глаза уловила на его лице страдальческое выражение, когда он садился.

   — Хороший дождик! — сказал Маркел Маркелыч.

   — Не то что хороший, а проливенный! — с недовольством в голосе произнесла Евдокия Степановна.

   — Нет, хороший дождик, — настаивал на своем Маркел Маркелыч.

   — Пусть будет по-вашему: хороший дождик.

   — Извините, не пусть, а хороший, нужный дождик, — не довольствуясь уступкой, продолжал настаивать Маркел Маркелыч.