Часть 9

На моих глазах… И я ничего не мог сделать. Бывает, и так уходят жены. Она была не новичком в горах, мы каждый отпуск проводили в них. Конечно, нелепость…

   — Это ужасно, — тихо сказала Лариса Никитична и, продолжая думать о себе, добавила: — А жили вы, разумеется, с нею хорошо…

   — Неплохо.

   — Так всегда, если люди хорошо живут…

   — Значит, вы живете плохо?

   — Нет, почему же. Мирно, спокойно, в горы не ходим. И ни за что не пойдем. Что там интересного? Самые высокие горы, которые мы

На моих глазах… И я ничего не мог сделать. Бывает, и так уходят жены. Она была не новичком в горах, мы каждый отпуск проводили в них. Конечно, нелепость…

   — Это ужасно, — тихо сказала Лариса Никитична и, продолжая думать о себе, добавила: — А жили вы, разумеется, с нею хорошо…

   — Неплохо.

   — Так всегда, если люди хорошо живут…

   — Значит, вы живете плохо?

   — Нет, почему же. Мирно, спокойно, в горы не ходим. И ни за что не пойдем. Что там интересного? Самые высокие горы, которые мы покорили, — это Ленинские горы. К чему нам иные? Любимая наша гора – шашлычная «Казбек» у Никитских ворот. В этом подвале можно потерять жену, но лучше все-таки найти любовницу. Вот так мы живем, и только так, Виктор Иванович.

   — И у вас ребенок, семья, кухня, гастроном, универмаги и универсамы и, конечно, «Казбек», в котором можно потерять мужа, но лучше все-таки найти любовника? – в ее тоне продолжил он.

   — Приблизительно так. Кроме ребенка, его нет, и любовника, которого тоже нет. Я отсталая, старомодная. – Она засмеялась, и свой смех показался ей неестественным и пошлым, а потом вдруг с предельной откровенностью сказала: — Мы ведь не живем, а боремся. Жизнь – вообще-то борьба, но когда семейная жизнь – борьба, согласитесь, это ничего не имеет общего со счастьем. Да, впрочем, нельзя семейные дрязги называть борьбой… Простите, я поступаю скверно, когда показываю это белье, но чувствую, вы можете меня понять. Я так же, в сущности, одинока, как и вы. Родственные души… Муж не пьет, он воспитанный человек – своеобразно, правда. Преподает в институте, скоро защитит диссертацию. По анкете вроде бы хорошо, но по душе, по душе, дорогой Виктор Иванович, страшно!

   — Да вы просто не любите друг друга, вот и все. Или у вас излишне высокие критерии, а это, иными словами, неуживчивый характер.

   — А как же быть с несомненным смыслом добра без высоких критериев? Как?

   Они не заметили, как самолет заходил на посадку, и теперь он, приземлившись, упруго гасил скорость на посадочной полосе.

    Во Внукове моросил дождь, глухо погромыхивало небо. Накрывшись плащом, они  побежали в здание аэропорта получать вещи Ларисы Никитичны.

   — Виктор Иванович, а где мои яблоки? – спросила Лариса Никитична, доставая из чемодана плащ.

   — Лежат они спокойненько в зале ожидания или на скамейке, — помните, мы воду пили?

   — Это вы виноваты. Заговорили девушку, а она рот разинула.

   — Может, вернемся?

   — Если уж возвращаться, Виктор Иванович, так хотя бы на шесть лет назад.

   В Москву они ехали в такси  вместе с  пожилыми супругами и молчали. Справа он нее сидел Виктор Иванович, а слева – супруг, раздражавший ее запахом дешевого одеколона и нафталина, разговорами с вернувшейся с юга женой, о неожиданно испортившейся погоде в Москве, о том, как он получил телеграмму, как  ехал во Внуково, боясь опоздать. «А ведь я не права, — подумала она, поймав себя на том, что относится к супругам с предубеждением. – Они рады встрече, может, скучали друг без друга. Нам нужно было взять другое такси.