Часть 7

И пользы, поэтому от них мало.

— Мне три месяца назад семьдесят четыре исполнилось, — упирался дядя Ваня через несколько минут после начала разговора. — Спина почти не гнется, лицо в морщинах, волосы все седые. Но я по-прежнему стараюсь много двигаться и гулять. Летом хожу в лес по грибы или на рыбалку, зимой — по магазинам. Сегодня проведывал сослуживца. Ведь человек стареет только тогда, когда сам признает это. Можно и в семьдесят чувствовать себя молодым. Важно, как ты себя ощущаешь, как к тебе люди относятся…

— Да… Правильно, — кивал собеседник, отчаявшись его

И пользы, поэтому от них мало.

— Мне три месяца назад семьдесят четыре исполнилось, — упирался дядя Ваня через несколько минут после начала разговора. — Спина почти не гнется, лицо в морщинах, волосы все седые. Но я по-прежнему стараюсь много двигаться и гулять. Летом хожу в лес по грибы или на рыбалку, зимой — по магазинам. Сегодня проведывал сослуживца. Ведь человек стареет только тогда, когда сам признает это. Можно и в семьдесят чувствовать себя молодым. Важно, как ты себя ощущаешь, как к тебе люди относятся…

— Да… Правильно, — кивал собеседник, отчаявшись его переспорить.

Иван Михайлович остался очень доволен новым собеседником. Несмотря на то, что разговор начался со спорной темы, они успели вспомнить свою молодость, обсудить нынешние нравы, поругать теперешнюю власть…

— Станция Баррикадная, — прозвучало в вагоне.

— Моя, ну, будь здоров! — произнес старик, протянув Иван Михайловичу руку. Дядя Ваня с чувством пожал ее.

Старик вышел из вагона и, медленно прихрамывая, пошел к эскалатору, а Иван Михайлович с сожалением смотрел ему вслед — уж больно неожиданно прервалась их беседа.

— Я даже имени его не спросил, — вздохнул он.

И опять его взгляд обратился к парню напротив.

— А у всех молодых сейчас так принято, вставить наушники и ни с кем не разговаривать? А живые люди вам не интересны?

Парень, заметив, что старик шевелит губами, покосился на него, но наушников не снял. На следующей станции он вышел.

— Еще один деловой, — проворчал дядя Ваня, почувствовав, что начинает нервничать.

Пока Иван Михайлович ехал до своей станции «Выхино», в вагон входило и выходило много людей, но никто не обращал на него внимания.

Выйдя из метро, Иван Михайлович сел в маршрутку. Пассажиров, на удивление, было немного. Кроме него, была влюбленная парочка и шумная компания слегка подвыпивших молодых людей. Парочка обнимались и целовались на заднем сиденье, а молодежь громко вспоминала забавные случаи из своей жизни и рассказывала анекдоты. Всю дорогу дядя Ваня чувствовал себя неудобно. Погрузившись в свои мысли, он чуть не проехал свою остановку.

На ватных ногах он вылез из маршрутки и со злостью захлопнул дверь.

Он жил в коммунальной квартире, где ему принадлежала одна из трех комнат. Старик постарался как можно тише открыть входную дверь, ведь другие жильцы уже легли спать, им было рано утром вставать на работу. Дядя Ваня так вымотался за день, что глаза сами закрывались, шея ужасно болела, а ноги плохо слушались. Не включая свет и не раздеваясь в прихожей, шаркая ногами, старик наощупь пробрался в свою комнату.

— Ну, вот я и дома, — сказал Иван Михайлович, закрывая дверь своей комнаты.

— Вернулся твой старикан, — прошептал в другой комнате проснувшийся сосед, затем толкнув жену в бок, добавил. — А ты в милицию хотела звонить, чтобы его искали.

Дядя Ваня сбросил пальто и рухнул на кровать. Места на ней было предостаточно. Но Иван Михайлович по старой привычке пристроился на краю, повернувшись набок.

— Помнишь, мы с тобой когда-то жили в деревне, где было не больше ста человек, — произнес старик, обращаюсь к тому, кого в этой комнате не было уже целый год.