Часть 6

Рита не обиделась, не отпрянула, а чмокнула его в щеку и отвернулась. У него перехватило дыхание, кровь хлынула в голову, почувствовал, как захлестнуло, переполнило все его существо нежностью к Рите. Не помня себя, он стал целовать упругие, жаркие губы, глаза, снова губы. Рита прильнула к нему, задышала часто, а затем, немного отшатнувшись назад, прошептала:

   — Я прошу тебя, не надо… Искупайся… Вода холодная, но ты понимаешь, почему… Я боюсь и тебя, и себя — со мной так никогда не было… Искупайся, пожалуйста, я побуду здесь, подожду тебя…

   Чубуков разделся за кустами ивняка, бухнулся в воду,

Рита не обиделась, не отпрянула, а чмокнула его в щеку и отвернулась. У него перехватило дыхание, кровь хлынула в голову, почувствовал, как захлестнуло, переполнило все его существо нежностью к Рите. Не помня себя, он стал целовать упругие, жаркие губы, глаза, снова губы. Рита прильнула к нему, задышала часто, а затем, немного отшатнувшись назад, прошептала:

   — Я прошу тебя, не надо… Искупайся… Вода холодная, но ты понимаешь, почему… Я боюсь и тебя, и себя — со мной так никогда не было… Искупайся, пожалуйста, я побуду здесь, подожду тебя…

   Чубуков разделся за кустами ивняка, бухнулся в воду, ощущая, как холодные струи освежают все тело и гасят в нем разбушевавшийся пожар. Вынырнул на середину реки, с жадностью хватил на всю грудь прохладного, влажного воздуха и поплыл назад.

   Рита вышла из-за кустов и спросила:

   — Сюда можно?

   — Можно, — сказал Чубуков.

    Он вышел на берег. Рита спустилась к воде и стала умываться.

   — Если ты доведешь меня до такого состояния еще раз, я не стану с тобой встречаться, — откровенно сказала она и засмеялась. — Я думала, он и притронуться ко мне не посмеет, а он…

   — Я не знаю, как это получилось, — признался Чубуков и хотел сказать, что он вообще впервые сегодня целовался с девушкой.

   — Если бы я сомневалась в тебе, разве повела бы сюда? — спрашивала она, вытирая платочком лицо. — Но Чубуков каков, а? За все лето не догадался написать хотя бы строчку… Я и Виктора отшила, ожидая твоих писем. Я привыкла к ним… Может, я полюбила тебя за них, не зная, кто ты… Никогда не думала, что кто-нибудь из отделения механиков-замазуриков пишет письма мне такие, да еще в стихах! Думала: из лесоводов кто-нибудь. Больше всего боялась, что ты окажешься горбуном с четвертого курса отделения лесоводов. Сама подошла к нему, завела разговор, сказала, мол, слышала, что вы пишите хорошие стихи. Не можете написать нам для стенгазеты? Он посмотрел на меня как на угорелую! Ты извини меня, но я твои послания показывала своей старшей сестре Капе, Капитолине. Она просила меня познакомить с тобой, а как я познакомлю, когда ты убегаешь от меня? Пойдем как-нибудь? Да нет же здесь ничего предосудительного, она пожилая уже и замужем давно…

   Пожалуй, после такой похвалы Чубуков особенно стал грешить сочинительством. В совхозе, в котором проходил практику, он засел в доме для приезжих и за два месяца настрочил страниц триста стихотворного романа. Заезжий корреспондент областной молодежной газеты, который некоторое время жил вместе с ним в одной комнате, вызвался высказать свое мнение о его творениях. Чубукову было интересно выслушать его, тем более что он не знал, так ли он пишет.

   — Да у тебя, парень, что-то есть! Честное слово, есть! — услышал он. — Масса штампов, безграмотных фраз даже, но что это не графоманство — ручаюсь своей головой. Это не напечатают, слишком неумело, но если ты подучишься немного, можешь поступить в Литературный институт. Так писать в семнадцать лет дай бог всякому! Если хочешь, приезжай к нам в литературное объединение при газете.