Часть 33

А девчонок называли странным и некрасивым словом – «чувиха». И мне очень хотелось узнать значение этих таинственных слов.

Экзамены за седьмой класс прошли для меня без особых затруднений, и в моём свидетельстве об окончании школы не было ни одной тройки. На общешкольной линейке свидетельства вручал Иван Григорьевич. Все уже знали, что и он покидает посёлок: районо предложило ему пост директора десятилетки в одном из больших сёл района. И сейчас он прощался не только с нами, но и со школой.

Перед отъездом в город у меня оставалась неделя в запасе и, чтобы

А девчонок называли странным и некрасивым словом – «чувиха». И мне очень хотелось узнать значение этих таинственных слов.

Экзамены за седьмой класс прошли для меня без особых затруднений, и в моём свидетельстве об окончании школы не было ни одной тройки. На общешкольной линейке свидетельства вручал Иван Григорьевич. Все уже знали, что и он покидает посёлок: районо предложило ему пост директора десятилетки в одном из больших сёл района. И сейчас он прощался не только с нами, но и со школой.

Перед отъездом в город у меня оставалась неделя в запасе и, чтобы скоротать время, я решил заменить подгнившие ступеньки крыльца. Тюкая топором, я заметил, что мама пришла из магазина с хлебом и остановилась у меня за спиной.

— Щиры уезжают, — тихо сказала она. — Уже и машину подогнали.

Топор выпал из рук и звякнул на сухой доске. Я ждал этой минуты, ждал сразу же после окончания школы, и всё-таки она застала меня врасплох. Ни слова не сказав, я вышел за ограду и, загребая пыль ослабевшими ногами, поплёлся к конторе. Сердце то замирало, то гулко ухало в груди, не хватало воздуха.

У конторы стоял грузовик и толпились провожающие. Чуть в стороне, с ребятами и девчонками, стояла Галка. Разговаривая с ними, она поглядывала по сторонам, словно искала кого-то. Я остановился неподалёку – не хватило решимости подойти ближе. Генка Тимохин тронул Галку за руку и показал в мою сторону. Она оглянулась и быстрым шагом пошла ко мне. Неужели ждала?.. Подойдя, остановилась и коротко взглянула на меня; в одной руке у неё был бумажный пакет, перевязанный шёлковой ленточкой.

— Думала, ты не придёшь.

Спазм сдавил мне горло, и я, запинаясь, едва слышно сказал:

— Вот… пришёл.

— Мы, наверное, больше не увидимся, — ей, как и мне, с трудом давались слова. – Мне жалко, что у нас всё так получилось. Надя сказала, что ты с ней… ну… из жалости. Может, я дура – не знаю… Но я не смогла по-другому. Прости.

— Это ты меня прости, — я тупо смотрел в землю, а в глаза — точно песком сыпанули.

— Галя! Ты где? – от машины донёсся голос её матери. – Уже пора, скоро поедем.

Я вздрогнул и поднял голову. Она протянула мне пакет и сказала:

— Это твоя книга. Есенин. Говорят, подарки назад не берут.

— Спасибо… А у меня ничего для тебя нет…

— Есть, – она как-то вымученно улыбнулась. — Это я вырезала твоё стихотворение.

Её позвали ещё раз. Мне показалось, что она хотела мне что-то сказать, но после недолгого колебания, быстро отвернулась и побежала на зов матери.

На полпути Галка всё же оглянулась и крикнула:

— Прощай, Коля!..

Много позже я узнал, что их семья, вместе с другими такими же семьями, в конце войны была сослана из Западной Украины в Сибирь и прожила в нашем леспромхозе больше десяти лет. И в тот, памятный для меня день, они возвращались к себе на родину – домой.

Через неделю и я поехал в город, правда, ненадолго. Мы с мамой договорились, что как только поступлю в училище, сразу вернусь домой, чтобы до начала занятий успеть заготовить дрова и сено.

Из нашего класса нас уезжало человек шесть и среди них были Генка Тимохин и Надя Шкурихина. Генка решил поступать в речное училище; он грезил кораблями и морем, и хотя Обь – не море, как он говорил, но воды в ней много, и форма в училище почти моряцкая. Надя ехала к своей тётке в районный центр учиться на медсестру, и какое-то время ей с нами было попути.

До железнодорожной ветки, соединяющей Пихтовку с главной магистралью, мы выехали из посёлка на открытом грузовике рано утром, много шутили и смеялись, опьянённые свободой и предвкушением новой жизни.

На крошечной станции, насчитывающей десятка два домиков, примерно через час, пересели в один из пассажирских вагонов (всего их было три), прицепленных к составу с лесом.