Часть 31

– Павел Андреевич, ну, вы же настоящий украинец, вы образованный человек – такие люди будут скоро необходимы нашей несчастной родине.

– Я понимаю вас, Александр Петрович, но тогда моя жена окажется оторванной от своей родни – все они живут по ту сторону границы. Ох, да что я говорю? Кто знает, где теперь эти границы (шел одна тысяча девятьсот девятнадцатый год)!

– Но не всегда же так будет! – Обиделся Зарецкий. – И потом Леокадия Ильинична тоже дама умная, понимает, что Украина томилась под гнетом долгие века и теперь, наконец-то, узрела зарю новой жизни…

– Павел Андреевич, ну, вы же настоящий украинец, вы образованный человек – такие люди будут скоро необходимы нашей несчастной родине.

– Я понимаю вас, Александр Петрович, но тогда моя жена окажется оторванной от своей родни – все они живут по ту сторону границы. Ох, да что я говорю? Кто знает, где теперь эти границы (шел одна тысяча девятьсот девятнадцатый год)!

– Но не всегда же так будет! – Обиделся Зарецкий. – И потом Леокадия Ильинична тоже дама умная, понимает, что Украина томилась под гнетом долгие века и теперь, наконец-то, узрела зарю новой жизни…

– Не понимаю я, о чем это вы, Александр Петрович. Какой такой гнет вековой?

– Рассеянно отвечала Леокадия, перебирая детские вещи, после чего Зарецкий махал рукой и уходил к себе.

Савеленки совсем уж готовы были ехать, но их задержали слухи о том, что на Дону идут бои между Добровольческой армией генерала Деникина и Красной армией. Слухи были самые разнообразные и очень противоречивые. Бедные жители земского дома давно запутались в различных призывах, лозунгах и обещаниях и уже не знали, кто за кого. Только Павел Андреевич упорно стоял за власть Советов, хотя она пока еще никак себя не продемонстрировала. Вечерами теперь не читали русскую классическую литературу – стало как-то не до Толстого и Тургенева, теперь, ужиная вскладчину, все обсуждали от какой власти что ждать. А тут еще в село время о времени наезжал батька Махно, которого почему-то боялись больше всех. Впрочем, ясно почему: и белые, и красные, и Пилсудский с Петлюрой – они ведь в городах, далеко, а Нестор Иванович – вот он вам, тут, отец родной.

Павел Андреевич лечил раненых махновцев и был приглашен к столу командира. Махно ему понравился, тем более, что в тот момент он стоял за красных, но действия его подчиненных у селян воодушевления не вывали – конфискацию в пользу воюющих он произвел одну из самых жестких.

В общем, событий действительно происходило много, но вопреки надеждам Павла Андреевича его семейство, особенно жена и сын, сильно тосковало за собаками. Леокадия Ильинична корила себя за то, что отдала Мурзилку и Цербера первому встречному, часто плакала, вспоминая строгий нрав сторожихи и ее ласкового увальня-сынка.

Так и прошел примерно месяц, и Савеленки совсем уж были готовы пуститься в путь, и даже Леокадия мечтала о встречи с близкими, ведь кроме родителей, на Дону жили две ее родные сестры с семьями и другие родственники.

Долго думали, как ехать. Все говорили, что поезда ходили крайне нерегулярно, особенно на восток, где все время передвигались большие армии. По зрелому размышлению, решили добираться на перекладных, больше по селам, минуя крупные города, где могут потребовать какие-нибудь документы, а бумаг у Савеленко было много – знать бы только, кому какие предъявлять. Говорили также, что в городах иной раз хватают всех подряд и расстреливают без суда и следствия по очень гипотетическим подозрениям. Поэтому и решено было пробираться тихо, деревнями да лесами, осторожно, как можно меньше показываясь на глаза.