Часть 31

Оставив свой набор инструментов в ящике стола, я спокойно пошел обедать. После обеда, открыв ящик, я увидел, что инструментов нет. Кто-то взял поработать, подумал я, но все было гораздо хуже: их украли. Я стал спрашивать слесарей, но все только пожимали плечами. Пожилой слесарь мне сказал: «Ты, парень, только устроился на работу, а я тут уже тридцать лет срок мотаю, послушай меня: ничего не оставляй на верстаке, все носи с собой или закрывай под замок».

На следующий день механик опять торопил меня. На этот раз я не выдержал и сорвался. «Чем работать, если ничего нет, вы меня инструментом, запчастями

Оставив свой набор инструментов в ящике стола, я спокойно пошел обедать. После обеда, открыв ящик, я увидел, что инструментов нет. Кто-то взял поработать, подумал я, но все было гораздо хуже: их украли. Я стал спрашивать слесарей, но все только пожимали плечами. Пожилой слесарь мне сказал: «Ты, парень, только устроился на работу, а я тут уже тридцать лет срок мотаю, послушай меня: ничего не оставляй на верстаке, все носи с собой или закрывай под замок».

На следующий день механик опять торопил меня. На этот раз я не выдержал и сорвался. «Чем работать, если ничего нет, вы меня инструментом, запчастями не обеспечили, тут воровство, а вы делаете вид, что ничего не происходит». Механик смотрел на меня со злостью и ехидством: «Тоже мне сын главного инженера. Кто тут вор? Ты кого тут ворами обзываешь? Будешь работать, как все, или я на тебя докладную напишу, мы с тебя быстро стружку снимем…». Система начала свою работу. Она начала меня ломать –

снимать с меня стружку – подстраивать под себя, подчинять своим чудовищным диким законам.

Вот так с первых дней работы меня незаслуженно обвиняли и «били» по рукам, а я то считал работу святой. Но не работа тут виновата, а отдельные люди, их моральное и нравственное падение. Им нужно было, что бы я с ними пил портвейн, играл в карты, потихоньку воровал и не работал. Тогда я был бы своим парнем. Мне же нужно было другое. Я хотел всем показать, как я быстро снимаю водяной насос или глушитель, как тщательно вручную дедовским методом с помощью механической дрели притираю клапаны… Главное, мне хотелось, что бы меня похвалили и сказали: «Вот сын Николая Даниловича, как старается, молодец парень!»

Но вместо похвалы я получал, в лучшем случае, невнимание, в худшем же упреки. Я не должен был быть хорошим и не должен был уважать себя. Конечно, целенаправленно меня систематически не унижали, так обращались почти со всеми и это тоже одна из причин плохой общей работы. Постепенно ко мне стали приходить разные мысли. Зачем мне стараться, если можно сочкануть? Зачем показывать свою работу, если её всё равно никто не замечает? Зачем нервничать и стараться что-то изменить, если ничего изменить в принципе невозможно? Зачем что-то доказывать механику, если можно согласиться, а самому делать своё, так как тебе удобно и как делают другие. Не выделяйся, приспосабливайся, молчи. Заслуженный пожилой работник завода однажды мне так и сказал: «Будешь молчать, дорастёшь до директора». Это и был один из принципов карьерного роста. Не выделяйся, не мешай, ешь то, что дают, обязательно благодари и говори, что всё хорошо. Любая инициатива была наказуема. Вообще в отношении завода имени Петровского необходимо сказать и то, что этот завод был кузницей по производству высококлассных специалистов различных специальностей. Из четырех заводов города этот завод был самым сильным. Было и хорошее.

Получаю первую в своей жизни зарплату, семьдесят рублей, и тут же, выйдя из проходной, в магазине покупаю маме подарок жестяную чеканку с изображением царицы Тамары за шестьдесят рублей.