Часть 30

Вначале она смущалось, держалась немножко сковано, но, как всегда, быстро освоилась и уже смело стала называть маму тётей Лизой. И меня звала к себе, но я так и не решился, стесняясь своего затрапезного вида.

В школе ребята и девчонки слегка подтрунивали над нами, малышня кричала вслед, обязательное в таких случаях, «жених и невеста», но мы не обращали внимания. А это самый лучший способ избежать насмешек: раз посмеются, два, но увидят, что бесполезно и прекращают. Нам было хорошо, а остальное нас не волновало.

Меня даже не пугал и нисколько не расстраивал тот

Вначале она смущалось, держалась немножко сковано, но, как всегда, быстро освоилась и уже смело стала называть маму тётей Лизой. И меня звала к себе, но я так и не решился, стесняясь своего затрапезного вида.

В школе ребята и девчонки слегка подтрунивали над нами, малышня кричала вслед, обязательное в таких случаях, «жених и невеста», но мы не обращали внимания. А это самый лучший способ избежать насмешек: раз посмеются, два, но увидят, что бесполезно и прекращают. Нам было хорошо, а остальное нас не волновало.

Меня даже не пугал и нисколько не расстраивал тот факт, что после окончания семилетки мы все, за исключением немногих, разъедемся в разные стороны. Я говорил себе: разве мы будем жить не в одной стране? Ходят поезда, летают самолёты, есть почта, наконец, — всё это есть, и мы обязательно встретимся, сколько бы лет ни прошло, и где бы мы ни оказались. Я не сомневался, что и Галка думает точно также, хотя об этом мы с ней ещё не говорили.

И только присутствие в классе Надьки делало моё счастье (я действительно считал себя в эти дни самым счастливым человеком в мире) совсем не безоблачным. Оно готово было в любой момент лопнуть, как лопается переливающийся всеми цветами радуги мыльный пузырь.

Но, как же я ошибался в Надьке!

Как-то на большой перемене, когда Галка куда-то выскочила из класса, она подошла ко мне и тихо сказала:

— Коля, я вижу, как ты на меня смотришь, но ты не переживай, … Я ей ничего не скажу, — она тут же отвернулась и ушла, пряча глаза.

— Спасибо, Надя, — тихо сказал я ей вслед, но не был уверен, что она услышала меня. И только сейчас до меня неожиданно дошло: пожалуй, впервые я назвал её не Надькой, а Надей. Мне стало так стыдно, что я готов был провалиться сквозь землю, чтобы больше никогда не появляться на этом свете. Как я презирал себя в эту минуту!

Но не долгими оказались мои безмятежные и счастливые дни. То, что вскоре случилось, не могло присниться даже в самых страшных ночных кошмарах.

Однажды, придя в школу, я не увидел среди ребят Галку, хотя она всегда появлялась в классе одной из первых. Она вошла в класс перед самым звонком, ни на кого не глядя, молчком, села на своё старое место впереди меня и… окаменела. Округлив глаза и раскрыв рты, все с изумлением уставились на неё. А меня от головы до пяток, будто электрическим током прошило, и я сразу понял: случилось самое худшее из всего, что могло случиться – она всё узнала. Но как? От кого? Кто мог рассказать ей? Я сидел, сжавшись в комок, безуспешно пытаясь найти хоть какое-нибудь оправдание, и не находил.

Когда закончился урок, Галка подошла ко мне и, глядя поверх головы, тихо, но твёрдо сказала:

— Пойдём со мной.

Я встал и на негнущихся ногах покорно пошёл за ней. Класс притих, и я затылком чувствовал устремлённые на нас десятки глаз.

Она привела меня в раздевалку, куда редко кто заглядывал до конца уроков, и остановилась. Потом повернулась ко мне и, почти не разжимая побелевших губ, спросила:

— Ты летом целовался с Надькой? Это правда?

— Галка! – я хотел сказать, что никогда не целовался с Надькой, но тут же умолк. То, что я сделал там – под берёзами – было, пожалуй, хуже поцелуя. И я опустил голову.

— Значит, правда… Эх, ты! — она брезгливо скривила губы и сказала: — Верни мне книгу… Предатель!

— Галка! – я сделал попытку остановить её.

— Не подходи… ударю.

Вот и всё. Подо мной разверзлась бездонная пропасть, и я летел, летел в холодную бесконечную пустоту, не пытаясь даже сопротивляться…

Почти ничего не соображая, я вернулся в класс, вынул из сумки томик Есенина, который всегда таскал с собой, и положил его перед Галкой; она не шелохнулась. Ребята в недоумении переглядывались, девчонки о чём-то шептались, но никто не сказал ни слова, понимая, что между нами произошла не просто ссора, а нечто серьёзное.