Часть 26

Такой клеветы от учителей я не ожидал. Но я молчал, потому что сказать, что я не виноват, было бы в моем мальчишеском понимании всё равно, что предать друга, а значит выгородиться самому, спасти свою шкуру и поэтому я молчал. Так же, наверное, думали и двое моих друзей. «А, молчите, негодяи, — захлебывалась Ванькина, — я буду ставить вопрос о недопущении вас к выпускным экзаменам, получите справку, что прослушали десять классов, а об аттестате и не мечтайте». Директор школы, медленно подошла к нам и вдруг негромко сказала: «Да они же пьяные, от них водкой пахнет». Я заулыбался: «Не водкой, а

Такой клеветы от учителей я не ожидал. Но я молчал, потому что сказать, что я не виноват, было бы в моем мальчишеском понимании всё равно, что предать друга, а значит выгородиться самому, спасти свою шкуру и поэтому я молчал. Так же, наверное, думали и двое моих друзей. «А, молчите, негодяи, — захлебывалась Ванькина, — я буду ставить вопрос о недопущении вас к выпускным экзаменам, получите справку, что прослушали десять классов, а об аттестате и не мечтайте». Директор школы, медленно подошла к нам и вдруг негромко сказала: «Да они же пьяные, от них водкой пахнет». Я заулыбался: «Не водкой, а пивом». Директор пристально посмотрела на меня и, протянув руку к моей шее, резким движением сорвала с груди цепочку с крестиком, который мне, а точнее моим родителям выдали в церкви при моем крещении. Бросив мой крестик на стол, она закричала: «И это наш комсомолец, да как тебе не стыдно, что ты за человек и в какое время живешь?»

Этот крестик моя мама надевала мне маленькому, когда я болел. Он висел в изголовье моей кровати. С этим крестиком я вырос, пошёл в детсад, в школу, а сейчас он валяется на столе, и все учителя смотрят на него с брезгливостью и отвращением. Мне было больно и обидно, но я молчал, потому что был так воспитан, потому что не мог перечить старшим по возрасту. Так учила меня мама.

Директор подняла телефонную трубку и принялась звонить нашим родителям. Говорила она кратко, всем одно и то же, примерно так: «Приходите срочно в школу, ваш сын избил нашего ученика». Когда же она стала набирать номер моего телефона, я сказал: «Не звоните к нам, у меня отец болен».

«Ничего, ничего, — кипела директорша. — Пусть знает, какой у него сын, такие нерадивые дети и доводят своих родителей до болезней». Спустя некоторое время в школу пришли наши родители и мать того артиста. Вид у родителей был растерянный и озабоченный, они молчали, а учителя выносили нам все новые и новые незаслуженные обвинения. Больше всех меня удивила, если можно так сказать, педагог Баранова. Она просто нагло лгала, утверждая, что тут в стенах школы два часа назад видела собственными глазами целое побоище. Короче говоря, учителям школы нужен был спектакль, и они его играли. Если сказать честно, я не любил тех преподавателей. Конечно, в нашей школе работали прекрасные учителя, как, например Ульяна Мурзабековна Утегалиева, Лидия Андриановна Ломоносова и многие другие. Но работали и такие педагоги, кто, на мой взгляд, не могли и близко называться учителями. Пишу так вовсе не от злобы, а исходя из увиденного и пережитого.

Мой дед по линии отца Данил Тимофеевич Хрущёв всю трудовую жизнь проработал учителем в городе Гурьеве. За безупречную работу в области образования Указом Президиума Верховного Совета СССР в 1949году награжден орденом Ленина. Был заслуженным учителем школы Казахской ССР. Умница! Добрейшей души человек! Участник Великой Отечественной войны 1942 — 1945г. Директор школы имени В. И. Ленина. Сегодня его имя занесено в энциклопедию. Я помню его и знаю, каким должен быть настоящий, знающий и любящий своё дело учитель.