Часть 24

– Дурачок ты, Колька. Не хотел бы я, чтобы и тебя такая красота зацепила.

— Чем это, дядя Федя?

— Осколком. Ещё бы немного — и хана…

— Дядя Федя, а можно я его потрогаю, — робея, спросил я.

— Ну, потрогай… — Федя опять засмеялся.

Я протянул руку и пальцами осторожно прикоснулся к твёрдому лоснящемуся от пота шраму. А Федя как гавкнет! Я чуть с лавки не слетел с испуга, а он зачерпнул ладонями, точно ковшом, ледяной воды

– Дурачок ты, Колька. Не хотел бы я, чтобы и тебя такая красота зацепила.

— Чем это, дядя Федя?

— Осколком. Ещё бы немного — и хана…

— Дядя Федя, а можно я его потрогаю, — робея, спросил я.

— Ну, потрогай… — Федя опять засмеялся.

Я протянул руку и пальцами осторожно прикоснулся к твёрдому лоснящемуся от пота шраму. А Федя как гавкнет! Я чуть с лавки не слетел с испуга, а он зачерпнул ладонями, точно ковшом, ледяной воды из шайки и плеснул на меня. Я подпрыгнул, выпучил от неожиданности глаза, взвизгнул и тут же сиганул в парную. Федя хохотал мне вслед.

Он прошёл войну от Курска до Берлина и привёз с фронта, всем на зависть, единственный трофей — сверкающий перламутром аккордеон. Кто знал его давно, говорили, что до войны Федя даже балалайки в руках не держал. Но мать-природа постаралась и наградила его исключительным слухом, который спал до поры до времени. И это время пришло. Часами просиживая у чёрной тарелки репродуктора или патефона, он терпеливо перебирал непослушные клавиши огромными, грубыми пальцами и напряжённо вслушивался в доносящиеся до него, словно из другого мира, мелодии. И вот, не прошло и года, как всем на удивление, подняв голову и устремив взгляд в неведомое для других пространство, он мог сыграть любую музыку, подстроится к любой песне, к любой частушке. О его таланте прознали в районе и пригласили участвовать в конкурсе художественной самодеятельности. Федя, по характеру очень скромный и застенчивый, долго отнекивался:

— Какой из меня артист? Я так… самоучка.

Уломали Федю и, к всеобщему изумлению, он привёз из района главный приз – шикарный отрез крепдешина на платье своей жене Клаве. Федя нисколько не загордился своим успехом и почти никогда не отказывался от приглашений поиграть на свадьбах или гулянках. А где гулянка, там и выпивка. Попробуй, откажись – хозяев кровно обидишь. А потом и без гулянок Федя нет-нет да и приложится к бутылке. Тогда на крыльцо дома выходила Клава, худенькая, хрупкая не вид женщина, и говорила девчатам, пришедшим на переговоры: «Вы уж извините, девчата, но у Феди сегодня вдохновения нет».

Клава не отпускала от себя Федю ни на шаг. Вот уж по истине: куда иголка, туда и нитка. В кино ли, на вечёрках ли, не говоря уж о застольях, — она рядышком. На танцах Федя играет, а она сидит около и берёзовой веточкой комаров отгоняет.

Как-то, стоя у магазина в очереди за хлебом, я услышал разговор женщин с Клавой.

— Ты бы, Клавка, взяла да пришила Фёдора к юбке. Совсем мужику ходу не даёшь — пасёшь как телка. Не позорь мужика, не смеши людей.

— Ну и смейтесь на здоровье! Понадобится, так пришью, — ничуть не смутившись, отрезала Клава. – Зря, что ли, я его три годочка прождала да после ранения выхаживала? То-то… Баб вдовых полпоселка – мигом подберут.

— Многие и поболе твоего ждали, да так мужиков не позорят.

И кто-то с горьким вздохом добавил:

— Некоторые и по сей день ждут…

Что и говорить, дорожили в те нелёгкие годы бабы мужиками. Калека, пьяница, а всё-таки свой мужик — не чужой. А тут такой красавец! Так что Клаву можно было понять. Впрочем, она мало обращала внимания на пересуды и продолжала «пасти» своего Федю.

Вот и сейчас, подойдя к танцплощадке (она у нас с дощатым полом, лавочками и перилами), я увидел в углу на лавке неразлучную парочку: Федя, привычно устремив взгляд в пространство, нежно перебирал пальцами теперь уже послушные клавиши и кнопки, а Клава чинно сидела рядом, и, сложив руки на коленях, казалось, равнодушно посматривала по сторонам.

Под щемящую и, в то же время, торжественную мелодию вальса «Амурские волны» кружились пары; другие парни и девчата, кто в обнимку, кто по отдельности, сидели на лавках. Все разнаряженные, красивые: девчата в шёлковых или шерстяных платьях, парни в костюмах, некоторые по-городскому в штиблетах, но в основном – в хромовых сапогах.