Часть 17

В романтических книгах я читал: после объяснения, влюблённые непременно заключают друг друга в объятья и сливаются в долгом страстном поцелуе. Но то в романах. А здесь была школа, тесная коморка, называемая библиотекой, и мы: растерявшийся нескладный мальчишка в коротковатых штанах и в линялой серой курточке, и девчонка – тоненькая, стройная и напряжённая, как натянутая струна. Какие тут объятья, какие поцелуи! Прикоснуться — и то боязно, а о чём-то другом грешно и подумать, а уж совершить – тем более.

Первой пришла в себя Галка; она вернулась к столу и принялась перебирать книги, затем подошёл я и

В романтических книгах я читал: после объяснения, влюблённые непременно заключают друг друга в объятья и сливаются в долгом страстном поцелуе. Но то в романах. А здесь была школа, тесная коморка, называемая библиотекой, и мы: растерявшийся нескладный мальчишка в коротковатых штанах и в линялой серой курточке, и девчонка – тоненькая, стройная и напряжённая, как натянутая струна. Какие тут объятья, какие поцелуи! Прикоснуться — и то боязно, а о чём-то другом грешно и подумать, а уж совершить – тем более.

Первой пришла в себя Галка; она вернулась к столу и принялась перебирать книги, затем подошёл я и стал ей помогать. Некоторое время мы избегали смотреть друг на друга. Но вот, словно по команде, подняли головы и, встретившись взглядами, вначале робко улыбнулись друг другу, а потом весело рассмеялись. И обоим сделалось легко и хорошо.

Мы не стали разбирать книги по алфавиту, как советовала Валентина Ивановна, а, взяв со стола стопку, шли к стеллажам и уже там, перебегая с места на место, раскладывали их по полкам. Мы носились по тесной комнате, задевая друг друга то локтем, то плечом, часто прикосновения были совсем не случайны, но нам нравилось, нам хотелось этого. Прикосновения будили в нас пока не ясные, но волнующие своей новизной чувства.

Мы так увлеклись, что не услышали, как открылась дверь, и на пороге появился школьный истопник и сторож дядя Вася. Это был старик лет семидесяти, на тёмном, похожем на кору старой вербы, морщинистом лице — седая клочковатая щетина. А на правой ноге, ниже колена, привязан ремнями деревянный протез — он потерял ногу ещё в гражданскую войну. И как мы его не услышали? Он всегда так громко стучит своей деревяшкой, что в классах бывает слышно

— Колька, ты что ли? – подслеповато щурясь, спросил он.

— Я, дядя Вася.

— Никак, опять проштрафился? После уроков оставили? А это кто с тобой? Что-то не припомню… Совсем слепой стал.

— Мы книги прибираем, — я оставил без внимания его последний вопрос. — Валентина Ивановна попросила. Минут через десять закончим.

— Тогда ладно. А то слышу: шебаршит кто-то… В школе-то уже пусто, запираться пора.

Он ушёл, прикрыв за собой дверь. На этот раз мы отчётливо услышали размеренную поступь его деревянной ноги.

— А я испугалась, — сказала Галка. – Теперь все будут знать, что мы были здесь вдвоём.

— Ну и пусть знают — кому какое дело!

— Не хочу я, чтобы все знали, что мы с тобой дружим. Навыдумывают всякое… Не хочу.

«Мы с тобой дружим» — эти слова прозвучали для меня чудесной, ни с чем несравнимой музыкой. Я был на седьмом небе от неожиданно свалившегося на меня счастья. Разве мог я ещё вчера предположить, что так стремительно будут развиваться события? Но, в тоже время, не совсем понимал: как мы будем дружить, если дружбу придётся скрывать? Я не собирался, конечно, таскать за ней портфель, как таскал Генка Тимохин за Зойкой Головановой. Он, первый в классе балагур и весельчак, теперь сам подставлялся под насмешки ребят. Зойка девчонка, что и говорить, симпатичная, но очень уж капризная, выбражулистая и известная всей школе сплетница. Конечно, это их дело, но мне, после всего, что случилось сегодня, хотелось быть рядом с Галкой, разговаривать с ней, слышать её необычный мягкий говорок, обращённый уже не к кому-нибудь, а ко мне и только ко мне.

— Что же мы будем делать? – озадаченно спросил я.

— Не знаю, — она медленно подошла к окну, немного постояла в задумчивости, затем указательным пальцем вывела на вспотевшем стекле: «Не знаю». Но через минуту круто повернулась и, сияя глазами, торжественно произнесла: — Мы будем писать друг другу письма!

— Какие ещё письма?

— Обыкновенные — на бумаге. Ты не писал никогда писем? – В ответ я покачал головой, и тогда она сказала: — Я первая напишу тебе.