Часть 15

Я никогда не видел такого количества погибших животных, их были тысячи. Передо мной открывался мир с его жестокой реальностью.

Кажется, подъезжаем. Ну, вот и Алма-Ата! Выйдя из поезда на перрон, отец сказал, вглядываясь вдаль: «Город Верный». Мы садимся в автобус и едем по нужному маршруту. Я смотрю из окна автобуса. Вон они горы, красиво и город очень красивый, зелёный, большой. Я впервые в другом городе, да ещё в таком! Длинная улица, по обе стороны — частные дома. У одного из домов стоят два пожилых человека, это дядя Лёня и тётя Клава, очень милые и гостеприимные люди. Видя нас,

Я никогда не видел такого количества погибших животных, их были тысячи. Передо мной открывался мир с его жестокой реальностью.

Кажется, подъезжаем. Ну, вот и Алма-Ата! Выйдя из поезда на перрон, отец сказал, вглядываясь вдаль: «Город Верный». Мы садимся в автобус и едем по нужному маршруту. Я смотрю из окна автобуса. Вон они горы, красиво и город очень красивый, зелёный, большой. Я впервые в другом городе, да ещё в таком! Длинная улица, по обе стороны — частные дома. У одного из домов стоят два пожилых человека, это дядя Лёня и тётя Клава, очень милые и гостеприимные люди. Видя нас, торопятся на встречу. Мама вручает хозяйке цветы, отец крепко жмёт руку дяде Лёне. Из дома выбегают моя двоюродная сестра Татьяна и её муж Саша. Все обнимаемся, целуемся. Дядя Лёня уже далеко не молодой человек, крепкого телосложения, бывший фронтовик, военный лётчик. Его супруга тётя Клава — подвижная и весёлая, женщина с тяжёлой судьбой. Эта мужественная мать родила пятнадцать детей, и всего двое остались в живых. Остальные умерли ещё детьми в разных возрастах. Время было голодное и тяжёлое. Один из двух выживших её сыновей — Саша. Он всегда с нами, весёлый шутник, бывший танкист, служивший в Венгрии. Рубаха – парень!

Вечером была баня. Она построена во дворе дома. Сначала мылись мужчины. Я видел, как мужики хлестали друг друга берёзовыми вениками, а ещё лили, холодную воду на какие-то камни и от этих камней шёл очень горячий пар. Тогда я, задыхаясь, садился на пол и сидел, не вставая. Так было прохладнее. В предбаннике, когда мы одевались, я спросил у Саши: «Что это за камни и зачем на них плескают воду?» «Это чтобы жарче было» — сказал он. Из бани я вышел на улицу, как после какой-то кошмарной пытки. В Гурьеве мы ходили с отцом в баню, я даже заходил в парную, но такого жара я ещё не видел.

Мама с Татьяной тоже готовились после нас идти в баню. «Ну, как банька?»- спросила мама. «Нормально, — сказал я, — только очень жарко». Сестра посмеялась надо мной: «Тоже мне, мужик — пара не вытерпел». Я пристально посмотрел на неё и сказал: «Зайди, узнаешь, как там». «Зайду, уже иду», — сказала она, и они вдвоем с мамой пошли к двери предбанника. У двери я их остановил и деловито сказал: «Если вам там будет очень жарко, плесните пол ведра холодной водички на камни, станет прохладнее». Сначала было тихо, потом крик, и уже через пять минут две полураздетые женщины были во дворе. Они были очень злые, в эти минуты я подумал, что мне нужно временно исчезнуть. Выйдя за калитку, я медленно пошёл вниз по улице. Смотрел на дома, на незнакомых мне людей, всё было для меня впервые, по-новому, не так, как дома. Дойдя до большого оврага, я решил вернуться назад. Во дворе уже был накрыт стол, пахло жареной курицей и салатами. Подойдя к столу, я спросил у сестры: «Ну, как банька?». «Негодный мальчишка! — закричала она, — из-за тебя мы не смогли нормально вымыться!» А потом все смеялись и долго до темноты ужинали и пели песни.

На следующий день рано утром все поехали на машине в горы.