Часть 11

Новая личность, еще не успев как следует очернить своего предшественника, который в свою очередь чернил другого предшественника, так что трудно было разобраться в великодержавных красках, сменялась еще более новейшей, возвещавшей еще больший порядок, благоденствие, процветание… Все улицы были запружены шествиями. Всё было похоже на карнавал. Появились какие-то светлости, высочества, величества, мессии, авантюристы… другие вершители человеческих судеб с великими откровениями, прорицаниями и пророчествами.

Во время этих событий Илья Ильич сидел в комнатке с клетчатыми окнами, где уже находился и хранитель музея, который и признался, что всё произошло по благородному вдохновению. Хранитель музея после этого кудa-тo исчез, а старика вернули

Новая личность, еще не успев как следует очернить своего предшественника, который в свою очередь чернил другого предшественника, так что трудно было разобраться в великодержавных красках, сменялась еще более новейшей, возвещавшей еще больший порядок, благоденствие, процветание… Все улицы были запружены шествиями. Всё было похоже на карнавал. Появились какие-то светлости, высочества, величества, мессии, авантюристы… другие вершители человеческих судеб с великими откровениями, прорицаниями и пророчествами.

Во время этих событий Илья Ильич сидел в комнатке с клетчатыми окнами, где уже находился и хранитель музея, который и признался, что всё произошло по благородному вдохновению. Хранитель музея после этого кудa-тo исчез, а старика вернули в сторожку. Долго не знали, как поступить с шашкой деда Ильи Ильича, но потом махнули на шашку, решив лишний раз не тревожить общественное спокойствие. Слишком много было претендентов на шашку, среди них весьма влиятельных.

IV

Оказавшись вновь в сторожке, Илья Ильич попытался вернуть свое прошлое мастерство. Мастерство ушло незаметно. Старик поймет, что оно не вечно, как не вечен и он сам.

Ему будет жаль своих рук, которые болтались, словно из них вынули кости. Илья Ильич почувствует неуверенность, глядя на полочки, ниши, забитые инструментами, на верстак, крючки, на которых висели молотки, отвертки, словом, его бывшая сила, которая была силой, когда сам старик имел силу. И еще долго сторожка будет иметь прежний вид, но пройдет время и прежний вид приобретет вид разрушения. Все потускнеет, запылится, заржавеет… даже верстак, сколоченный из шпал, осядет, сгорбится и потрескается, как и лицо старика. Оставшись один, без своего привычного занятия, Илья Ильич задумается о своих руках, способных разве что болеть и мерзнуть от холода. Илья Ильич почувствует, что человек не сможет никогда сохранить в себе то, что дала ему природа и что он создал сам. Эти мысли были и раньше. Старик не откроет новых мыслей. Он просто почувствует старые. Илья Ильич будет слышать голоса во дворе музея, шарканье метлы дворника. Та жизнь станет для него одним шумом. Постепенно у старика обострится слух и по слуху он определит, что в музее новый сторож, что у сторожа протез, на пятачке протеза прибита подковка, которая звенит, когда старик упирается протезом в асфальт .Илья Ильич даже догадается, что кабинет хранителя музея спустят со второго этажа на первый, сделают лифт, надстроят еще несколько этажей… Старик научится думать вслух. И странным, незнакомым покажется ему собственный голос, который вначале даже будет пугать его. Илья Ильич избавится от бормотанья, сиплых и глухих звуков. Он как-то окликнет нового сторожа. Вместо ответа в заброшенную сторожку влетит камень, ударит старика по ноге, новый сторож ругнется, пожалуется на крыс сотрудникам музея, а сотрудники посоветуют ему то, что советуют в таких случаях: крысоловку и кошку. Через некоторое время двери в заброшенной сторожке забьют. Глядя на заколоченную дверь, Илья Ильич испугается и попытается выдрать гвозди, но их вбили прочно.