Часть 10

Промелькнула так быстро, что Чубуков не успел притормозить. Скоро должна быть улица, где жили родители Риты. Он поехал медленно, раздумывая, стоит ли туда заезжать. Старики могли умереть, а в доме поселилась Капитолина. А если они живы и сейчас, в августе, у них гостит Рита? Он ведь будет потом жалеть, что проехал мимо. Покривил бы душой, если бы себя убеждал, что он все эти годы не надеялся на встречу.

   И Чубуков решительно повернул руль вправо, погнал машину на подъем — за ним они жили. Он узнал дом, хотя его и обложили красным кирпичом, узнал клен перед калиткой. Ставни

Промелькнула так быстро, что Чубуков не успел притормозить. Скоро должна быть улица, где жили родители Риты. Он поехал медленно, раздумывая, стоит ли туда заезжать. Старики могли умереть, а в доме поселилась Капитолина. А если они живы и сейчас, в августе, у них гостит Рита? Он ведь будет потом жалеть, что проехал мимо. Покривил бы душой, если бы себя убеждал, что он все эти годы не надеялся на встречу.

   И Чубуков решительно повернул руль вправо, погнал машину на подъем — за ним они жили. Он узнал дом, хотя его и обложили красным кирпичом, узнал клен перед калиткой. Ставни были закрыты. Осторожно открыл калитку, опасаясь собаки, подождал — ее не было, вошел во двор и стал стучать в закрытую дверь. Возле крыльца заметил кур — кто-то, значит, тут живет.

   Дверь открылась. Вышла мать Риты, посмотрела как-то тревожно и спросила:

   — Кто вы? Не врач? Мы ждем врача.

   — Нет, я не врач. Я Игорь Чубуков, помните, с Ритой… — он не нашел подходящего слова.

   — Чубуков? Чубуков…- задумалась старуха. — Ах, Игорь! Это ты, милый? Голос-то изменился. Проходи в дом, пожалуйста. Как же, как же, помним тебя. Весной Рита приезжала, вспоминали о тебе…

   Она обрадовалась, засуетилась в прихожей, нащупывая рукой стул для гостя. Она была слепая. В соседней комнате, в сумраке, потому что было приоткрыто только одно окно, Чубуков рассмотрел постель. Там кто-то натужно вздохнул, спросил старуху:

   — Кто?

   — Это Игорь Чубуков… Помнишь с Ритой дружил? Вот приехал.

   — А-а…

   — Врача ждем. Давление у отца повысилось. Уколы делают. Не едут что-то долго…

   Прихожая, она же кухня, была завалена старыми вещами, такими же старыми, как их хозяева. Но, присмотревшись, Чубуков понял, что все эти вещи — стол под строй клеенкой, табуретки и стулья, кастрюли и тарелки в шкафчике, плита, накрытая газетой, банки, ведра на полу — им нужны и содержатся в порядке, только имели непривлекательный вид. Это была старость. Хотя и вдвоем, но с болезнями, без детей, без помощи, которой здесь не хватало каждый день, каждый час.

   Старик с неимоверным трудом поднялся с постели, сел напротив. У него было красное, вспухшее лицо. Он болезненно открыл рот, можно было подумать, что в этот момент его внутри чем-то обожгло, и начал расспрашивать Чубукова о его жизни. Старуха вставила свое слово: дочь у Риты уже большая, пойдет в этом году в десятый класс. Поинтересовалась у Чубукова, сколько он получает. Он усмехнулся и сказал, что их зять получает больше — пусть старики не жалеют ни о чем.

   — Он тоже хотел купить машину, — сказала старуха, называя зятя не по имени, а в третьем лице. — И Рита хотела, говорила ему: давай пойду работать и купим. А он не хочет отпускать ее на работу. Любит он ее, обижаться грех, милует… Я бы тебя молочком попотчевала, да не держим давно. Куда нам… Отец совсем негож, а я почти ничего не вижу. Посмотреть бы на тебя, какой ты стал… А не хочешь яблочка? Сходи, милок, в сад, сорви…

   — Спасибо, я не могу задерживаться. Мне ехать далеко еще, за Ростов.