Китовый ус
«Жили-были два брата»… — сочинял о себе сказку Степан Былря, покачиваясь за столиком в вагоне-ресторане и, мрачно глядя на публику, которая виднелась в дымке, успокаивал официантку, тревожно посматривающую на него. «Все будет путем, мадам», — говорил он ей, поднимая толстую тяжелую ладонь и бросая ее на стол, отчего на нем позвякивали фужеры и бутылки — пустые и полупустые, и даже те, с лимонадом, которые стояли в гнездах хитрого приспособления возле занавесок. Ладонь он, если уж говорить точно, не бросал, она сама падала, и само звенело всякое здесь стекло…
«Жили-были два брата, — продолжал он сочинять сказку. —
Читать далее
В июне, посреди войны
Санька прожил на свете немногим более четырех лет, почти половину из них в войну, и по своему опыту знает, что спать – самое спасительное занятие, когда хочется есть. Ведь во сне не чувствуется, как долго тянется день, не думается о еде, к тому же присниться может что-нибудь хорошее, вкусное.
Но сейчас ему спать совсем не хочется. Надев просторные трусы, доставшиеся от старшего брата, которые то и дело нужно поддергивать, он слоняется по двору, не зная, чем заняться, чтобы шло поскорее время, и быстрее возвращалась мать.
Дома никого нет. Куда-то подался дид Нестир, приютивший их, ушла
Читать далее
Гастроли тёти Моти
Итак, в связи с описанием изюмского базара уже упоминалась буфетчица тетя Мотя – необъятных размеров женщина, которая играла такую выдающуюся роль в базарном обществе, что заслуживала отдельного или, как говорят в разных присутственных местах, персонального разговора. Что ж, время для этого настало, и даже сам момент созрел, тем более что тетя Мотя недавно умерла, хотя дело ее, ходят слухи, находится в довольно умелых руках и живет.
Тетя Мотя была буфетчицей в чайной возле базара, известной больше в Изюме (подлинном или слегка литературном – да мало ли у нас Изюмов? Даже Чехов однажды изволил пренебрежительно заметить: «Изюмы там
Читать далее
Луг, урочище Змиевское
За окраиной города, в котором я вырос, за железной дорогой есть луг, великолепный заливной луг, принадлежавший, впрочем, моим пращурам, есть урочище Змиевское и болото, где растут ольха, бузина, калина, хмель, ежевика, папоротник по пояс. Места низкие, сырые, или ольхи или, по-украински, вильхы, так много, что и окраина наша Вильшанивка, а мои родичи все без исключения, если даже носят иную фамилию, — Вильшани. Может, это совпадение фамилии и названия распространенного там дерева, что тут первично, а что вторично – не докопаться, но родственников немало, и прозываются они, к примеру так: Володька Вильшаный (или Ольшаный) Василия Панькового. На первый взгляд вроде
Читать далее
Иванна
В канун Женского дня деду Ивану, шоферу автобуса маршрута «город-аэропорт», показалось, что весна все-таки одолела зиму. На придорожных березках уже висли дрожащие сережки, ивняк густо обсыпало белыми шариками, и снег сошел почти полностью. В кюветах дотаивали бурые остатки сугробов, только сопки, коренастые, в щетине черных деревьев, все еще синели не стаявшим снегом. От них и в солнечный полдень тянуло холодом.
После приморской зимы, неустойчивой, не холодной и не мягкой, деду хотелось спокойной ласковой весны. Он не любил здешних зим и за многие годы так и не привык к ним. В этом году зима тянулась особенно долго. Муссон
Читать далее
Гражданин Витяка
Витяке чаще всего снится то, что ему хочется. Захотелось увидеться с отцом — и вот ему снится отец.
… Вода подмыла берег, и дуб рухнул в речку. Корни еще держатся за глинистый обрыв, а вершина – в воде. Отец сидит на дубе, как на коне, распутывает леску удочки. На голове отца шляпа, капроновая, с мятыми краями, с порыжевшей от пота черной ленточкой. Солнечные лучи пробиваются сквозь дырочки в полях шляпы, и все лицо у него в светлых точках. Отец мельком взглянул на Витяку. Глаза его чуть-чуть блеснули под шляпой. Витяке хочется, чтобы он еще раз взглянул на
Читать далее
Сто пятый километр
Минуло несколько лет после того, как железную дорогу электрифицировали, и Николай Карпович Сытин навсегда потушил топку своего мощного ФД-20. С тех пор он ездит машинистом на маневровом паровозе. И хотя локомотив у него приличный, построенный будапештским заводом «Маваг», Сытин с того времени чувствует себя в какой-то степени обойденным судьбой.
Работа у него суматошная: туда уголь, оттуда лес, а еще куда-то порожняк; составитель выглядывает то впереди, то позади паровоза, взмахивает желтым флажком, а Николай Карпович, как бы поддакивая ему, потихоньку дергает за свисток, боясь, что получится слишком громко. Со-сс, со-сс, — сипит маневровый, ползая по тупикам. И так каждый
Читать далее