Затем переходит к Голубятникову, известному плугу, бывшему начальнику полиции, который Как враг объединения, Любви и примирения, …виес в среду народную Лакейство и разлад. «Деятельность» Голубятникова конкретно выразилась в том, что он и сам грабил и входил в союз с другими ворами, которых он был призван по долгу службы преследовать (с конокрадами, острожниками и пр.). Под видом «обчественного приговора» он издал закон о разрушении «народных традиций, поверий и обрядиостей», чтобы «создать один шаблон» и новый повод к обложению людей штрафами: И штрафы вереницею, Как птицы перелетные, Отвсюду потянулися «в бездонный… карман» Голубятникова. Наконец, он предъявил ложный двадцатипятитысячный вексель вдове «безвременно усопшего начальника». Но и это сошло Голубятникову; Выгнан же он за посягательство на «подати казенные», т. е. на статью государственного дохода. И это очень важный момент в биографиях всех чиновников. Им свободно разрешается грабить народ, но если посягают на то, что принадлежит главному вору-хозяину, то их отстраняют, как зарвавшихся окончательно. Третий грабитель — Подлизов, гонитель народного просвещения. Он оправдывает «воров и плутов» греховностью всех людей: Кто из нас, наследников Адамовых и Евиных, Свободен в убеждениях? Безгрешен только бог. Но Старик-обличитель не унимается, он опровергает эту «теорию», как удобное прикрытие темных дел и «виртуозной пошлости» Подлизова и ему подобных. Подлизов, ничтожный и подлый чиновник, не гнушается ничем как чиновник, преследуя цели наживы и грабежа.

Обличению же подвергаются чиновники потому, что они: Правители, грабители Народной нищеты. Поэму обычно называют сатирой на представителей терской администрации (генерал Каханов С. В. полковник Голубов Д.-К. и др.) но это лишь одна сторона правды. В образах чиновников, нарисованных в поэме, раскрывается^сущность всей самодержавно-чиновничьей государственной системы. В поэме речь идет не только о Кавказе, но и о России в целом. Ставя, вслед за Некрасовым, во всей широте вопрос: «Кому живется весело, вольготно на Руси», поднимая одну из проблем великой поэмы Некрасова на материале кавказской действительности, поэт сознательно подчеркивает, «что взаимоотношения народа и «грабителей народной нищеты» одинаковы везде в самодержавном государстве. Конечно, не все «грабители» попали в поэму, но главные грабители — от царя до полицейских чиновников, от «народных пауков» — кулаков до «разбойников пера» стали объектом сатирического обличения. Роль обличителя «выгнанных чиновников» в поэме выполняет условный персонаж — «Старик в холщевом кителе». Он иронизирует, гневно обличает, смеется «неистово» и беспощадно издевается. Голос старика, его прием обличения подхватываются и усиливаются в авторской речи. Поэма «Кому живется весело» — обличительный монолог Старика, его гневный рассказ о делах семи «правителей, грабителей народной нищеты», краткие речевые характеристики персонажей, вырастающие из реплик-возражений обличаемых чиновников; меткие портретные зарисовки, набрасываемые автором, когда Старик переходит в своем повествовании от одного чиновника к другому

Еще четче об этом говорится в последней строфе стихотворения «На бис»: Хочу, чтоб заповедь мы помнили Христову — «Любите ближнего, как самого себя», — Ищу готового пойти с ним на Голгофу За благо родины, страдая и любя… И еще: Когда тебя, мой друг, Порой томит недуг, и ие находишь облегченья,- Ты вспомни о Христе, Страданья на кресте И в миг пройдут твои мученья. Наиболее отчетливо и полно эти убеждения поэта раскрыты в небольшой поэме «Се человек», опубликованной в первом сборнике русских стихотворений Коста, вышедшем в 1895 году в Ставрополе. В поэме всего два эпизода: обращение Христа к апостолам и суд над ним. Идейный смысл всего произведения сформулирован в обращении к апостолам: Любите, как любил и я; Молитесь, тверды будьте духом; За правду выступив на бой, Не бойтесь жертвовать собой..» Трудящего зовите другом, Бегите неразумной ссоры; Просящему у вас опоры — Подайте; презирая лесть, Не зарывайте в сердце месть. Вас будут бить и гнать — терпите,. За зло не воздавайте злом; Всех ненавидящих простите И не глумитесь над врагом. Спешите навестить больного, Пошлите узнику привет; Повсюду разливая свет, Мрак заблуждения былого Рассейте навсегда в народе И, приобщив его к свободе, Любви и братству, к небесам Идите по моим стопам. И казнят Христа, по мнению поэта, именно за эту пропа- ведь: За что? За братство и любовь, За мощный призыв к жизни новой, За свет познанья и свободу?! Какой позор! — Всему народу Не смыть проклятия вовек, — Опомнитесь! «Се человек!» Христос рисуется поборником правды, братства, свободы; гуманизма и просвещения.

V Коста выступал против травли горских народов, против разжигания вражды между русским населением Кавказа и : горскими народами, против закрытия даже тех немногочисленных школ, в которых могли обучаться дети горцев, за просвещение горских народностей, за приобщение их к обще российской культуре. Таковы основные линии борьбы Хега- ; гурова против национальной политики царизма. Однако все эти вопросы он рассматривал в тесной связи с экономическими и политическими интересами горского крестьянства. Он. глубоко понимал, что равноправие народов будет пустым звуком, если горцы останутся по-прежнему без земли, без права участия в решении общественно-политических вопросов, останутся в зависимости от «своих» алдаров. Вот почему национальный вопрос Коста всегда рассматривал в совокуп ности с вопросами экономического и общественно-политичес кого устройства горцев. казе» и др. В этом отношении Коста является прямым наследником идей Чернышевского и Добролюбова по национальному вопросу. В своих публицистических статьях Коста неоднократно .анализировал условия экономической, общественно политической и культурной жизни горцев и каждый раз рядом неопровержимых доказательств, составленных на основе фактов из официальных источников, убеждал читателя в том, что все действия, законы и вся политика царской администрации направлены против коренных интересов горского населения Кавказа. Самой характерной в этом плане является статья «Неурядицы Северного Кавказа», опубликованная в «Санкт- Петербургских ведомостях», в №№ 82, 112, 129 за 1899 год.

От горца требовалось энергичное приспособление к новым условиям жизни, перестройка не только хозяйства, но и быта, сознания, ломка вековых этических представлений и норм, освященных традиций. Кроме этого, горцы, только недавно вышедшие из шестидесятилетней войны с Россией, только недавно смирившиеся с потерей своей патриархальной вольницы, а частью пустившиеся в трагический для них путь в единоверную Турцию, более драматично воспринимали процесс колонизации, нежели население других окраин России. Таким образом, пореформенный период в истории горцев Кавказа, в том числе и осетин, породил острые и сложные, глубоко драматичные и противоречивые сдвиги в хозяйственном укладе, в быту, сознании и психологии. И, естественно, что разум народа весь был обращен к выяснению, осмыслению и решению этих совершенно новых для горцев явлений живой действительности. Ломка векового уклада жизни шла широким фронтом, поэтому все вопросы экономики и политики, этики и психологии, культуры и быта, национальных отношений и будущности народа сплелись как бы в единый клубок повседневно тревоживших народ противоречий. Нужны были деятели широкого кругозора, глубоких познаний и великой мудрости, чтобы осмыслить и решить все эти вопросы в их совокупности, в их многоликом единстве. Нужны были общественные деятели нового типа, ибо время военных вождей и политиков, выступавших от имени горцев в период «политического освоения» Кавказа Россией и полувековой войны с ней> прошло. Наступила пора просветителей и революционеров, мыслителей и поэтов национального и всероссийского масштаба.

Распад Аланского политического объединения должен ‘был иметь своим непосредственным результатом восстановление самостоятельности (или суверенитета) родов. В жизни алан-осетин, обитавших в XIV—XV вв. в горах мелкими изолированными обществами, усилились родовые начала и родовые институты», ибо распад прежних соицаль- но-политических отношений неминуемо привел к усилениию родовых начал, которые только и могли теперь обеспечить общественный порядок. Население, жившее на равнинах, и уже в какой-то мере, растерявшее родовые связи, теперь, после монгольского разгрома, вынуждено вновь опереться на родовые отношения, которые только и могли теперь обеспечить обещественный порядок. Здесь-то и должна была резко проявиться вся острота засилия «больших или сильных» родов. Жившие до нашествия монголов в горах роды, конечно, сохранились больше, в то время как равнинные были разбиты и лишь остатки их бежали в горы и естественно должны были оказаться в безысходном положении беззащитных людей перед произволом сильных, многочисленных родов. Эта ситуация и должна была послужить исторической почвой, породившей проблему одиночества и образ Одинакого. Остатки разбитых родов в одних случаях героически отстаивали свое достоинство, отражая притязания соседних гордецов» с оружием в руках, подобно Хасане Афхардову, в других же случаях искали покровительства сильных родов, примыкая к одному из них, чтобы в его силе найти надежную защиту. В этой же трагической ситуации должна была родиться идея «братания родов».

Между тем, совершенно бесспорно: о каком бы времени и о каких бы событиях ни пиг сал поэт, в пафосе произведения неминуемо отражаются идейные искания его эпохи. И если бы даже в «Алгузиани» описывались реальные исторические события и лица, идейное содержание ее можно было бы объяснить лишь исканиями определенного этапа в духовной биографии осетин. А, между тем, проф. Кекелидзе. доказал, что «в поэме нет ничего исторического. Поэма хранит какие-то смутные легенды «преджия ‘Северо-Кавказских народов, в частности осетин, приправленные теми сведениями из грузинской летописи, которые касаются осетин». Следовательно, единственным надежным критерием при определении времени создания поэмы остается ее идейный пафос. Это правильно нашупал еще Кекелидзе. Он пишет, что автор поэмы, во-первых, «несомненно христианин», «он глубоко проникнут убеждением в превосходстве христианства, он хорошо знаком с русским языком и русскими обычаями», в-третьих, «несомненно осетин по происхождению», па национальной принадлежности, ибо он «знает адаты и нравы, легенды и предания Северо-Кавказских горцев, в особенности осетин», а «в произведении проводится осетинская тенденция, оно написано с целью возвеличения осетин», в четвертых, автор хорошо знает «старую грузинскую героическую и романтическую литературу», он вырос в «грузинских культурно-литературных сферах». Все эти данные об авторе поэмы Кекелидзе черпает из содержания поэмы. Иначе говоря, все названные специфические особенности поэмы характеризуют прежде всего ее идейное содержание.

В стихотворении «Шалун», в первом варианте, последний стих читался так: Зайчик мой, Не гляди Стесняюсь я. Во втором варианте строка меняется: Зайчик мой, Не гляди — Реву: хлеба нет! В стихотворениях «Синица» и «Ласточка» высказана мечта поэта о жизни свободной и счастливой: Не ведая горя Нужды и князей. В третьем ряде стихотворений» пейзажные зарисовки весны, лета, осени и зимы. Поэт знакомит детей не только с чудесными картинами горской природы, но и с тяжелой жизнью горца, с его вековечным единоборством с суровой природой. Ведь зимой «как предков — нередко нас губит обвал». И голод, и холод, И труд — беднякам… Так Коста стремился дать детям неприкрашенное представление о жизни народа, чтобы они выросли с трезвым взглядом на жизнь, бодрыми и сознательными тружениками, с неистребимым желанием свободы и просвещения. Поучительна и судьба книги. Поэт долго, терпеливо и придирчиво пестовал ее. Тринадцать лет испытывал временем свои произведения Коста, прежде чем представить их на суд народа-читателя. Летом 1898 года он создает окончательную редакцию всех произведений. Еще раз исправил отдельные фразы, переменил некоторые слова в стихах и представил рукопись в Кавказский цензурный комитет, который 12 сентября того же года препроводил рукопись в Кавказский учебный округ на цензурный просмотр «ввиду того, что в составе комитета нет лица, знакомого с этим (осетинским — Н. Дж.) языком». Попечитель Кавказского учебного округа К. П. Яновский, цензурный просмотр «Ирон фандыр» поручил законоучителю- Эриванской гимназии Христофору (Пора) Джиоеву, который, спустя месяц, представил 25 октября подробный отчет о содержании книги.

Обозревая осетинский историко-литературный процесс дореволюционного времени с этих позиций, мы ясно различим в нем три периода. Это, во-первых, период возникновения литературы, постепенного накопления объективных условий и субъективных сил для полнокровного художественного творчества. Этот период начинается с момента установления русско-осетинских политических отношений в сороковые годы XVIII века и завершается в начале пореформенного времени, т. е. в первой половине 60-х годов XIX века. В течение целого столетия шло медленное и трудное созидание исподволь исторических, социально-экономических и культурных предпосылок возникновения литературного движения. Содержание этого периода определилось поворотным для исторических судеб осетинского народа событием: установлением русско-осетинских отношений, а затем вхождением Осетии, осетинского народа в состав Российской империи. Изучить эту предысторию осетинской литературы значит проанализировать и осмыслить исторические и культурные сдвиги в осетинской действительности за этот столетний период как явления, подготовившие осетинское общество к качественно новому этапу в истории его художественного развития — к созданию индивидуально-профессиональной традиции литературного творчества. Этот период как подготовительный, беден историко-литературными фактами. Завершается с приходом в литературу первого осетинского писателя Темырболата Мамсурова, творчество которого было качественно новым явлением в художественной истории осетин. Творчество Мамсурова — веха в истории осетинской литературы, отметившая завершение предыдущего подготовительного процесса, возникновение национальной литературной традиции и начало нового периода в ней — становления осетинской литературы.

Сказитель горького оплакивает судьбу этого несчастного одинокого: Ты-то, ты, безродный бродяга Хамырза! У кого нет ни родичей, ни близких людей. Ты причислил себя к роду Мулдаровых!.. Но они знать не знали тебя, жизнь твою не любили, И все же за них ты сложил свою голову!.. У села свернул ты вслед за гордецами Мулдаровых, И сгубил свою бедную одинокую голову, — Даже мертвый лежишь ты в стороне от Мулдаровых! Таким образом, проблематика поэмы фхаердты Хаесанае» одинокого Хамырзы. Живого не признавали, презирали и мертвого отделили! Покровительство сильных родов надежно, — говорит Коста Хетагуров. Но унизительно и неприемлемо, — считает сказитель, иллюстрируя свою мысль трагедией Хамырзы. Таким образом, проблематика поэмы «Л:фхаердты Хаесанае» могла возникнуть скорее всего в Осетии периода XIII—XIV веков, т. е. в трагической ситуации, созданной истребительными монголо-татарскими нашествиями. Именно тогда могла возникнуть проблема одиночества истребленных родов и образ одинокого во всей его трагической безысходности. И именно потому так страстно обличает сказитель несправедливость сильных родов и взывает к укреплению родовых связей,, ибо они «только и могли теперь обеспечить общественный порядок», явиться единственной защитой одинокого человека. Сказание об одиноком роде Афхардовых не могло быть создано, конечно, во второй половине XIX века. Оно дошло до нас в поэтическом изложении или передаче слепого певца Бибо Зугутова. Но оно не есть его индивидуальное создание. Сказанное и образ одинокого пришли к нему из глуби веков, но возможно, что талантливым поэтическим изложением давнего сюжета и пересозданием образа одинокого мы обят заны ему, а Кубалову — записью, в какой-то меде обработка кой и сохранением варианта Бибо.