Двадцать вторая часть (Рашен Баб)

Как она проснулась, сходила в туалет, почистила зубы, сделала зарядку, завтракала – все это в мельчайших деталях было известно в любом уголке планеты буквально через несколько минут.

— Как же вы мне надоели! – воскликнула она в сердцах. – Вы ничего не оставляете мне. Разве что сны…

— А что вам обычно снится? Что вам снилось сегодня? Вам снятся мужчины? – тут же посыпались уточняющие вопросы.

— Меня тошнит, неужели это непонятно? Отвалите подальше, иначе… — больше она ничего не могла сказать, и гримаса страдания обезобразила ее лицо.

А вопросы продолжали сыпаться. Тогда Валентина схватила

Как она проснулась, сходила в туалет, почистила зубы, сделала зарядку, завтракала – все это в мельчайших деталях было известно в любом уголке планеты буквально через несколько минут.

— Как же вы мне надоели! – воскликнула она в сердцах. – Вы ничего не оставляете мне. Разве что сны…

— А что вам обычно снится? Что вам снилось сегодня? Вам снятся мужчины? – тут же посыпались уточняющие вопросы.

— Меня тошнит, неужели это непонятно? Отвалите подальше, иначе… — больше она ничего не могла сказать, и гримаса страдания обезобразила ее лицо.

А вопросы продолжали сыпаться. Тогда Валентина схватила левой рукой за нос яхту, подтащила ее к себе и обрушила на палубу несколько сот килограммов недавнего завтрака. Брызги долетели и на оптику телекамер. Выходка Рашен Баб мгновенно стала известна во всем мире, посыпались комментарии, в которых ей называли хулиганкой и совершенно варварской особью.

Тут же примчался Фриц, кричал ей, что так с прессой нельзя поступать, что с нею надо дружить, поскольку она – единственный источник их дохода.

— Милый, неужели и ты не понимаешь, что мне очень плохо? Я просила их отстать от меня, а они, наглецы, продолжали донимать меня. Скажи спасибо, что я не отправила их на дно… Прекрати воспитывать меня, иначе я тебя выброшу за борт! – закричала она в ярости, и Фриц понял, что супруга вполне может швырнуть его по крайней мере на полмили в беснующееся море.

8

Шторм ослабел, когда они приблизились к российским берегам. Но судно продолжало клевать носом, внутри него урчали полупустые танки, а Валентине казалось, что это бунтуют ее внутренности. Обессиленная и измученная, бледная, она лежала на настиле, но когда Фриц радостно сообщил, что показался российский берег, у нее не хватило сил приподнять голову и взглянуть на этот берег.

— Нашлась еще одна бочка апельсинового сока, — сказал он. – Выкатывать?

— Всего одна? – недоверчиво уточнила Валентина. Она заметила, что с некоторых пор муж стал с нею хитрить.

Ей нравился апельсиновый сок, и двухсотлитровые бочки были удобны – Фриц отвинчивал пробку, вставлял полиэтиленовую трубу, которая служила в данном случае как бы соломинкой, и Валентина в течение нескольких минут опустошала ее. Когда же на судно набросился шторм, она могла пить только этот сок. Еще в порту она просила мужа закупить побольше сока, с таким расчетом, чтобы привезти его и в Россию – ведь неизвестно, есть ли он там в такой дозировке.

— А ты знаешь, сколько придется нам заплатить за этот сок на российской таможне? – спросил тогда практичный супруг.

— Выкатывай, — сказала она и хотела добавить «Чтоб не платить таможне». Смолчала – без ее ироничного замечания разговоров о таможне хватало.

— Валюша, у меня большая просьба. Пожалуйста, выпей сок в присутствии таможенников – они должны своими глазами увидеть, сколько для тебя требуется продуктов. Мы же должны переправить на берег их остатки, а это несколько тонн. Иначе придется тебе поголодать, пока я не организую твое питание.

— У меня и без таможенников в желудке сосет.