Часть 19

Валентина Ивановна похвалила меня за необычное раскрытие темы, посоветовала брать с меня пример и больше давать воли своим фантазиям. Она уже не в первый раз отмечала мои изложения, все привыкли к этому, но на Галку оно произвело впечатление. Но откуда мне было знать?

В том же письме Галка писала, что ей уже тогда хотелось со мной подружиться, она сама много читала, а поделиться прочитанным, по её мнению, было не с кем. Но моя непонятная ершистость и грубость, нежелание с ней разговаривать — останавливали её. И только в тот памятный зимний вечер на дороге она многое

Валентина Ивановна похвалила меня за необычное раскрытие темы, посоветовала брать с меня пример и больше давать воли своим фантазиям. Она уже не в первый раз отмечала мои изложения, все привыкли к этому, но на Галку оно произвело впечатление. Но откуда мне было знать?

В том же письме Галка писала, что ей уже тогда хотелось со мной подружиться, она сама много читала, а поделиться прочитанным, по её мнению, было не с кем. Но моя непонятная ершистость и грубость, нежелание с ней разговаривать — останавливали её. И только в тот памятный зимний вечер на дороге она многое поняла, но долго не решалась сделать первый шаг, надеясь, что я сделаю его сам.

Я решил не отставать от неё в откровенности и в своём первом письме без утайки рассказал о том, как сидя за партой, изо дня в день смотрел на неё, как следил за каждым её движением, за каждым шагом, как гадал на разноцветных ленточках и как переживал, когда она заболела.

А в школе, да и на улице, мы по-прежнему обходили друг друга стороной, почти не разговаривали и лишь изредка перекидывались короткими взглядами, полными значительности и таинственности.

Первые письма были длинными, но постепенно уменьшались, занимая полстраницы, превращаясь в обычные записки, да и те писались не каждый день. Так бывает во время грозы: отгремит гром, отсверкают молнии, утихнет ливень, и, вместо бурных потоков, потекут слабые, медленные ручейки. Иссякали слова, но не иссякало моё чувство – оно крепло с каждым днём. Мне очень хотелось быть рядом с ней, смеяться и шутить, как смеялись и шутили мальчишки и девчонки друг с другом на переменах и после школы во время игр. Я видел, что и ей этого хочется, но её непонятное и странное желание хранить нашу дружбу в тайне сдерживало нас.

Однажды она написала: «Коля, а я, оказывается, ревнивая. Вчера ты объяснял Надьке задачку по алгебре, так она к тебе чуть ли не на колени села. Знаешь, ещё немного и я запустила бы в неё чернильницей. Это плохо, да?». Я читал записку на перемене, спрятав под парту, и видел, что Галка исподтишка наблюдает за мной. Встретившись с ней взглядом, я повертел пальцем у виска. В ответ она скорчила виноватую гримасу и развела руками: вот, мол, я такая и есть.

Приближались каникулы, и мы уже начали строить планы на лето. Я пообещал привести её на свою заветную клубничную поляну рядом с нашим покосом, где можно было завалиться в траву и срывать спелые душистые ягоды прямо губами. Ещё мы планировали вместе с ребятами сходить на речку, обязательно с ночёвкой, порыбачить и вдоволь накупаться, а ночью, у жаркого костра, когда за его пределами не видно ни зги, с замиранием сердца слушать жуткие истории. Да мало ли чем можно заняться летом!

Однако планам нашим не суждено было сбыться. Едва закончились экзамены за шестой класс, и мать увезла Галку на всё лето к тётке в Пихтовку. Галка только и успела мне сообщить день отъезда, и, когда я пришёл проводить её, хотя бы издали, она уже садилась в кабину лесовоза. На ней было то самое платье, которое сшила мама — голубенькое в белый горошек.

…За воспоминаниями я едва не просмотрел Дуську: она была готова пройти мимо тропинки к нашему дому, но я успел вовремя повернуть её хворостиной. У разобранного прясла нас поджидала мама. Ласково похлопывая Дуську по крутому боку, она провела её в денник, а я вставил жерди на место и прошёл в дом. Там у старенького мутного зеркала с чёрными разводами по краям, прихорашивались Зина и Тоня, готовясь к вечёрке. В ярких ситцевых платьях, сшитых мамой по последней моде, они выглядели просто здорово, и я залюбовался ими. Примерно одного роста, круглолицые, они были очень похожи друг на друга, только у Тони волосы немного светлее, чем у Зины, и в больших серых глазах поменьше бойкости — они у неё с грустинкой.

— Зина, — сказал я с порога, — а я Ромку видел.

— Ну и что? – припудривая курносый носик комочком ваты, не оборачиваясь, спросила Зина.

— Сказал, что на вечёрку не успеет. Он в рейс пошёл.