Часть 2

Перебирая пальцами корешки, я вынул из плотного ряда одну из книг. Она, в отличие от других, красиво переплетена, и её блестящая дерматиновая обложка небесного цвета девственно чиста. Я тотчас узнал эту книгу, как знал и то, что лежит между её страницами. И я с грустью подумал: за давностью лет мы многое прощаем себе, вот только не знаем — простили ли нас…

… Последние годы своего детства, а это первая половина пятидесятых годов, я провёл в небольшом посёлке лесорубов, затерянном, как нам казалось, на самом краю земли. Куда ни глянь – на многие километры только осиновые и

Перебирая пальцами корешки, я вынул из плотного ряда одну из книг. Она, в отличие от других, красиво переплетена, и её блестящая дерматиновая обложка небесного цвета девственно чиста. Я тотчас узнал эту книгу, как знал и то, что лежит между её страницами. И я с грустью подумал: за давностью лет мы многое прощаем себе, вот только не знаем — простили ли нас…

… Последние годы своего детства, а это первая половина пятидесятых годов, я провёл в небольшом посёлке лесорубов, затерянном, как нам казалось, на самом краю земли. Куда ни глянь – на многие километры только осиновые и берёзовые леса. И ещё болота – глухие, местами непролазные, заросшие камышом и осокой в человеческий рост. А по краям болот — заросли тальника, сухостоя, кусты смородинника, калины да корявые вербы, с причудливо искривленными ветвями. Мрачные места, что и говорить, Старожилы называют их урманом. Что-то зловещее и дремучее слышалось в этом слове. Первое время мужики ворчали: «Сюда только на каторгу ссылать». Но что поделаешь, старый участок закрыли (закончились вырубки), хочешь, не хочешь, а пришлось обживаться на новом месте. Да и деваться, откровенно говоря, некуда, если кроме пилы и топора в руках ничего не держали. И за спиной четверо или пятеро с разинутыми ртами: «Мамка, папка, есть хочу!».

После звонкого и чистого соснового бора на берегах Уени, маленьком, но живописном притоке Оби — там мы жили раньше, — этот сырой болотистый край с несметными полчищами гнуса показался нам сущим адом. И что особенно удручало (в основном, конечно, детвору) и казалось противоестественным, так это отсутствие речки. Воды в округе, как говорится, по самые ноздри, а ближайшая речушка — за десять километров. И поплавать охота, и порыбачить да разве набегаешься в такую даль! Но раза три-четыре за лето мы всё же добирались до неё, обязательно с ночевкой, и ловили на удочки окушков, пескарей и гальянов. Уловы были небогатые, но на общую уху нам хватало.

А в долгие зимние месяцы становилось ещё тоскливее: всё обозримое в чёрных и белых тонах: от засыпанных снегом полей и болот, до берёз, осин и кустарников. Словно смотришь и видишь перед собой простенький эскизик, нарисованный скупым на краски художником простым карандашом на белом листке бумаги.

Но люди ко всему привыкают, постепенно привыкли и мы. Находились и в этом берёзово-осиновом краю свои неожиданные радости. Пригреет солнышко, слижет своим горячим языком сугробы, напитается влажная земля теплом, и буйная зелень попрёт тогда, как на дрожжах. Такое диво в сосновом бору не встретишь. Иной раз выйдешь из какого-нибудь колка – и ахнешь! От края и до края горит поляна ярко-оранжевым пламенем – это огоньки цветут, боязно ногой ступить, ещё обожгут ненароком. Чуть подальше – полянка медуниц; не полянка – озерко синее, так и хочется ладонями зачерпнуть и пить, пить… Но нарвёшь пучок, нащиплешь соцветий – и в рот, а вкус у них медовый, пахнут они полем, тёплым вешним ветром и ещё Бог знает чем! Весной и летом мы ели и жевали всё, что только вылезло из оттаявшей, проснувшейся земли и считалось съедобным. И никакая хворь нас не брала, хотя едва стает снег, уже вовсю носились босиком. А перевалит лето за середину, и в подлесках всегда отыщешь смородину или малину, на полянах – клубники красно, начинается грибная пора – грибы хоть литовкой коси. И всё под боком, сразу за огородами – собирай, не хочу!

В тот день, когда, пожалуй, и началась эта история, была моя очередь встречать нашу корову Дуську из стада, а Тоне, моей сестре, поливать в огороде грядки. Завтра мы с ней поменяемся местами. Корову встречать и грядки поливать не самые трудные из домашних дел, но, когда одно и то же повторяется изо дня в день, надоедает. Вот мы и решили ещё с прошлого года установить для разнообразия очерёдность. Конечно, она не всегда соблюдалась (то у меня, то у Тони находились свои неотложные дела), но всё же старались придерживаться. А через неделю и корову встречать, и грядки поливать придётся мне одному: Тоня уезжает в город учиться в техникуме.