Часть 1

Александр Андреевич, здравствуйте.

И я туда же

Попытаю счастья, вдруг получу рецензию на мои рассказы.

С четырьмя правилами ознакомилась. Условия принимаю.

Рассказа два: «Вот и умер я» и «На краю света».

С уважением, Людмила Куликова.

Людмила Куликова

ВОТ И УМЕР Я

Вот я и умер. Это случилось неожиданно. Принимал ванну, а сердце остановилось. Тепло мира сразу отступило, как будто с меня содрали кожу. Я перестал ощущать горячую воду. Её

Александр Андреевич, здравствуйте.

И я туда же

Попытаю счастья, вдруг получу рецензию на мои рассказы.

С четырьмя правилами ознакомилась. Условия принимаю.

Рассказа два: «Вот и умер я» и «На краю света».

С уважением, Людмила Куликова.

Людмила Куликова

ВОТ И УМЕР Я

Вот я и умер. Это случилось неожиданно. Принимал ванну, а сердце остановилось. Тепло мира сразу отступило, как будто с меня содрали кожу. Я перестал ощущать горячую воду. Её плотность не воспринималась моим грузным телом. Запах жасмина, источаемый пеной, больше не щекотал ноздри. Глаза не видели переливчатость мыльных пузырьков, покрывающих поверхность воды. Мелкие детали ускользали — теперь я мог смотреть на ванную комнату сразу со всех сторон. Непостижимо! Я, конечно, испугался. Осознал, что возврата нет. И тут же обрадовался: то, что испугалось, живёт. Это открытие поразило меня, и после короткого испуга наступило желанное облегчение. Возможно, я был всё ещё отягощён земным существованием, парения не случилось, и вскоре пришлось наблюдать следующую картину.

В дверь постучала жена. Сегодня мы здорово поссорились, и она, как всегда в таких случаях, не разговаривала со мной. Я пользовался её временным дистанцированием и наслаждался уединением. Видимо, ей показалось странным, что в ванной установилась необычная тишина. Дверь открылась, она подошла ближе и увидела опущенную на грудь голову, возвышающуюся над поверхностью воды.

— Миша, — тихо произнесла она, – что с тобой? Ты умер?

Как это она сразу поняла? Неужели ждала, когда скончаюсь? А я нестарый ещё.

Отсутствие живого выражения на лице и некоторая синюшность кожи подтвердили догадку жены. Я приготовился внутренне утешать её, но она не закричала. Даже не заплакала. Она выглядела очень деловой. Приложила пальцы к шее. Удостоверилась, что пульса нет. Раскрыла пальцами веки, заглянула в зрачки. Взяла с полки запотевшее маленькое зеркальце и поднесла к полуоткрытым губам, затем к носу. Положила зеркальце на место и вновь обернулась к трупу.

— Не думала, что так мерзко поступишь со мной.

Я опешил.

— Эгоист! Законченный! – припечатала супруга. – Это надо же! Взять и помереть! Как специально!

Она нервными зигзагами передвигалась от раковины к унитазу и обратно, обходя стоящий посредине табурет. Гневно бросала взгляд на ванную, заполненную водой и свежим трупом мужа. Потом внезапно остановилась, запустила обе пятерни в волосы, разлохматила их. Уставилась в пол и методично начала по одному выдёргивать волосы, стряхивая их в раковину. Такой я её никогда не видел. Всё ещё находясь в прострации, она тихо воскликнула:

— Подлец!

Мне нечего было ей ответить.

— Нашёл время!

Хм, я смерть не заказывал.

— Как жить теперь?!

Вот это другой разговор.

— И кто будет оплачивать твои долги?

Упс! Про них-то я и забыл!

— Идиот!

Согласен.

— Теперь тебе хорошо…

Ещё не знаю.

— А мне что делать?

Не знаю.

Она села на табурет и всё-таки заплакала. Плач смягчил её. Я понимал, что Шура льёт слёзы не по мне.