Часть 18

Тогда я дёргал его за руку, и он на время приходил в себя. Открывая очередную бутылку вина, он обещал мне, что завтра подарит настоящий пистолет и патроны к нему, что где-то в кладовке у него спрятана сабля, папаха, пулемётная лента и генеральские погоны и все это, он решил отдать мне. При этом он щурил левый глаз, грозил мне пальцем и, насколько мог, серьезно говорил: «Только смотри, ни в кого не стреляй, оружие ведь настоящее с фронта». Я с благодарностью кивал головой и спрашивал лишь одно, когда он мне все это подарит. «Завтра приходи пораньше, я все приготовлю». Ночью я

Тогда я дёргал его за руку, и он на время приходил в себя. Открывая очередную бутылку вина, он обещал мне, что завтра подарит настоящий пистолет и патроны к нему, что где-то в кладовке у него спрятана сабля, папаха, пулемётная лента и генеральские погоны и все это, он решил отдать мне. При этом он щурил левый глаз, грозил мне пальцем и, насколько мог, серьезно говорил: «Только смотри, ни в кого не стреляй, оружие ведь настоящее с фронта». Я с благодарностью кивал головой и спрашивал лишь одно, когда он мне все это подарит. «Завтра приходи пораньше, я все приготовлю». Ночью я долго не мог заснуть, все думал о завтрашних подарках, а утром уже в восемь часов я был у него. Николай Иванович ходил по квартире с опухшим лицом, на полу валялись пустые бутылки, в комнате пахло чем-то кислым…

«А, Юрец — огурец, чего пришёл так рано?» Я стоял в коридоре, держа в руках хозяйственную сумку для подарков, обещанных мне дядей Колей. «Ты чего, Юрец, в магазин что ли, ну тогда вот тебе три рубля, купи мне бутылку вина, скажи, что отец просит, продавец поймет». Я взял три рубля и, положив их в карман брюк, спросил: «А как же пистолет и патроны?» Дядя Коля смотрел на меня с недоумением и испугом: «Какие ещё патроны?!» «Такие! – крикнул я, — и погоны генеральские, и сабля с папахой». Дядя Коля сел на стул: «Ты чего, Юрец, заболел что ли?» На глазах у меня появились слёзы. «Я-то не заболел, а Вы врун», – хлопнув дверью, я выбежал на улицу. Вспомнив о трех рублях, я зашел в гастроном и купил дяде бутылку кагора. Взяв бутылку, Николай Иванович присел, вид у него был, как у человека, похоронившего всю родню, причем сразу. «Ты чего мне принёс? — закричал он, ударив по столу кулаком. — Ты мне на последние деньги церковное вино купил, там же есть «акдам» по два двадцать, смотри, дам сейчас раз, вспотеешь кувыркавшись». Потом, он морщился, но пил это вино. «Рубиновые» капли текли по небритому подбородку, падая на пол. Напившись под завязку приторного кагора, дядя рухнул на диван, а я тихо вышел за дверь.

Так я встретился с ложью, а точнее, с пьянкой порождающей ложь. Тогда я еще не понимал, что дядя мне врал, не специально, а потому, что не мог не врать, не мог контролировать себя, свой мозг, одурманенный алкоголем.

Сам, не желая того, я затаил обиду на дядю Колю. Как-то раз, будучи на его даче, когда его не было, я истыкал гвоздем ствол молодой яблони. Помню, как дядя Коля жаловался моему отцу: «Вот сволочи, слышишь, Мужичек, стрельнули дробью в ствол яблони, он весь в дырках от дроби». Мне почему-то очень захотелось, что бы дядя узнал о том, что никто на его даче не стрелял в яблоню, а сделал это я, и я сказал ему об этом. Дядя привстал со стула: «Ты?». Он поднял голову вверх и развел руки, в стороны топнув ногой: «Ну, как, Мужичек, с ним говорить, он же самый настоящий вредитель».

Дома отец взял меня за руку: «Зачем ты это сделал? — серьезно спросил он. — Для того чтобы вырастить яблоню, нужно время и труд». Я помолчал, а потом тихо сказал: «Что бы он ни врал мне».