Часть 28

Потом было открытое родительское собрание, где присутствовала администрация школы. Выступали родители и ученики. Одна девочка, дежурившая в тот злополучный вечер в раздевалке школы, честно сказала, что никакой драки не видела. На это Баранова только поморщилась и грубо бросила: «Подкупили девчонку». Как выяснилось позднее, «подкупили» мы и уборщицу, и сторожа, и классную руководительницу нашего класса. Все говорили, что драки в школе не было. Через некоторое время всех учеников попросили удалиться из зала, где остались только учителя и родители. В конце концов, было вынесено решение, предоставить нам возможность сдавать экзамены. Отец моего друга Игната, дядя Багитжан, обнимает меня за плечи: «

Потом было открытое родительское собрание, где присутствовала администрация школы. Выступали родители и ученики. Одна девочка, дежурившая в тот злополучный вечер в раздевалке школы, честно сказала, что никакой драки не видела. На это Баранова только поморщилась и грубо бросила: «Подкупили девчонку». Как выяснилось позднее, «подкупили» мы и уборщицу, и сторожа, и классную руководительницу нашего класса. Все говорили, что драки в школе не было. Через некоторое время всех учеников попросили удалиться из зала, где остались только учителя и родители. В конце концов, было вынесено решение, предоставить нам возможность сдавать экзамены. Отец моего друга Игната, дядя Багитжан, обнимает меня за плечи: « Юрка, выше нос, всё хорошо! Эх, балабақша, балалық…»

Экзамены мы сдали и с нетерпением ждали выпускного вечера, на котором нам должны были вручить аттестаты об окончании десятилетки. И вот долгожданный вечер. В актовом зале школы ученики и родители. Директор вызывает на сцену по фамилии и вручает аттестаты. Я слышу свою фамилию и с удовольствием поднимаюсь на сцену. Небрежным жестом руки директор сует мне новенький аттестат, при этом не смотрит в глаза. Мне не хорошо от такого поздравления, а самое печальное то, что, раскрыв аттестат, я вижу почти сплошные тройки. Оценки нагло занижены. Вот это удар. Что называется, ниже пояса. Не подаю вида, но чувствую себя плохо.

Через несколько лет после окончания школы я порву свой аттестат о среднем образовании, категорически не принимая той оценки поставленной и утвержденной по сути дела непонятно кем. Я знаю, что самую верную – справедливую оценку мне поставит время в конце моей жизни на земле. И это будет самая настоящая – правда!

После официальной части начались танцы. Вижу, как учитель по трудам Михаил Федорович, натанцевавшись, выходит на улицу покурить, подышать. Подхожу к нему и крепко жму руку. Спрашиваю: «Михаил Фёдорович, кто из учеников лучше всех работал на трудах?» Учитель тушуется, но всё же честно говорит: «Ты, мальчишка, хорошо трудился».

— А кого вы всегда забирали с других уроков для помощи вам в работе по школе?

— Ну, тебя брал…

— А у кого в журнале были одни пятерки и четверки?

— Ну, ты неплохо учился.

— Так почему же в моём аттестате по вашему предмету тройка?

— Вы, мальчишки, нахулиганили и всё себе испортили, хорошо, что ещё до экзаменов вас допустили.

— Я не хулиганил и ничего себе не портил, а Вы поступили не честно, и я Вас за это больше не уважаю…

Михаил Федорович пожал плечами: «Ну, понимаешь, мальчишка, на меня надавили, тебе этого не понять, у меня ведь тоже есть слабые места, на которые можно надавить, чтобы было больно».

Михаилу Федоровичу очень не хотелось, чтобы ему было больно и поэтому, он сделал больно своему ученику, то есть – мне. Так я встретился в жизни со шкурничеством.

В три часа ночи все выпускные классы с учителями дружно пошли к драматическому театру, где должны были выступать местные вокально-инструментальные ансамбли. Не дойдя метров сто до театра, завуч по воспитательной работе Ванькина вдруг громко крикнула шедшим ученикам: «На колени сесть всем, сейчас же все на колени!».