Часть 41

Прочитав его, он начинает задавать мне разные вопросы, хитроумно уходя от моей просьбы, и не подписывает заявление. «Не могу я Вам подписать заявление, у меня людей не хватает, да и вообще по графику Вам ещё не положено, да и что за причина такая?» – возмущается он. «Отец болеет», – говорю я.

— А мать что?..

— И мать больна.

— Вы на работу опаздываете с обеда, а теперь ещё и отпуск в неположенное время просите. Нет, не могу. Найдёте подмену, тогда я подумаю.

Выхожу в цех и вижу, как на стену вывешивают приказ: «За систематические

Прочитав его, он начинает задавать мне разные вопросы, хитроумно уходя от моей просьбы, и не подписывает заявление. «Не могу я Вам подписать заявление, у меня людей не хватает, да и вообще по графику Вам ещё не положено, да и что за причина такая?» – возмущается он. «Отец болеет», – говорю я.

— А мать что?..

— И мать больна.

— Вы на работу опаздываете с обеда, а теперь ещё и отпуск в неположенное время просите. Нет, не могу. Найдёте подмену, тогда я подумаю.

Выхожу в цех и вижу, как на стену вывешивают приказ: «За систематические опоздания на работу т. Хрущев Ю. Лишается 50% тринадцатой зарплаты».

Лариса Серова – распределитель работ, улыбается: «А ты, Юра, в отпуск захотел, да за такие вещи в отпуск зимой нужно отправлять, в январе». Серова подходит ко мне: «Тебе в отпуск нужно, знаешь, если я скажу Носу, что смогу остаться за тебя, то он тебя, наверное, отпустит». Как Серова хотела оставаться за меня работать, если никогда в жизни не чертила чертежей? Мне было не понятно, но я согласился ради своего больного отца. После обеда Серова вновь подошла ко мне: «Знаешь, Нос подпишет тебе заявление на отпуск, но я раздумала, своей работы, знаешь, много. Вот если бы ты договорился в отделе труда, чтобы мне доплачивали тридцать процентов за твою работу, тогда я соглашусь». Меня затрясло: «Как вы собираетесь работать за меня, если правильно даже шайбу не можете начертить?» Но деваться мне было некуда, и я пошел на эту мерзкую ложь. Нос встретил меня в коридоре: — «А что там с твоим отцом, конкретно?»

— Парализован.

Нос пригласил меня в кабинет, закурил и, помолчав, сказал: —

— А что если договориться с врачами, за деньги, конечно, что бы ему сделали укол? Какой ещё укол? — удивляюсь я.

— Ну, чтобы не мучился и людей не мучил.

Я еле сдерживаю слезы и, хлопнув дверью, выхожу во двор.

Продукт больного звена общества и системы, как раковая не удалённая опухоль на теле страны, которая разрастается, убивает все здоровое и живое, уничтожая и подчиняя себе, своим больным законам, своему страшному образу жизни.

Я против тех людей, кто, прикрываясь буквой закона, творят на земле вопиющие беспорядки, сеют смуту и вражду. Сколько замечательных людей было уничтожено, замучено в тюрьмах и лагерях и всё это для того, чтобы убить правду, затормозить естественный рост народа и общества, не дать понять истину, чтобы заставить жить, так как хочется кому-то, а не так как нужно и правильно. Скоро будет, двадцать пять лет моего трудового стажа. Но где бы я ни работал, всегда старался выполнять свою работу честно и добросовестно, а получал за неё жалкую, нищенскую зарплату. Не зарплату, а подачку. Люди же, которые работали спустя рукава и занимались различными махинациями, имели много больше меня. Творится непонятное. Работает человек, а ему не платят достойную зарплату. Что за слабоумие нашего государства? А может быть, тактика? Откуда же взяться прогрессу? Моё твёрдое убеждение такое: если большая часть населения страны бедная, то эта страна живёт и развивается неправильно! В цивилизованных странах люди получают зарплату такую, какую заслуживают, какую заработали.