Безумство и бездарность российских реформ

Ушедший век посрамил отечественных и “трофейных” теоретиков, предъявив миру выдуманные ими общественные системы и устройства в виде российской свалки разбитых корыт. Это был век компрометации в России практически всех типов государственного устройства и важнейших общемировых схем общественного бытия — от самодержавия до коммунизма, в том числе и демократии. В каком-нибудь датском королевстве прекрасно сосуществуют монархизм и демократия, в шведском — то же самое с самым реальным социализмом. Каждый окучивает свою делянку, никто ни с кем не борется насмерть, какая-нибудь реформа раз в столетие… У нас одних революций больше, чем у них реформ, поэтому и вопрос наш уже в гамлетовской

Ушедший век посрамил отечественных и “трофейных” теоретиков, предъявив миру выдуманные ими общественные системы и устройства в виде российской свалки разбитых корыт. Это был век компрометации в России практически всех типов государственного устройства и важнейших общемировых схем общественного бытия — от самодержавия до коммунизма, в том числе и демократии. В каком-нибудь датском королевстве прекрасно сосуществуют монархизм и демократия, в шведском — то же самое с самым реальным социализмом. Каждый окучивает свою делянку, никто ни с кем не борется насмерть, какая-нибудь реформа раз в столетие… У нас одних революций больше, чем у них реформ, поэтому и вопрос наш уже в гамлетовской стадии: России быть или не быть. Когда “принц датский” задавал его насчет СССР, все занимались чем угодно, но только не спасением Большого Отечества.

Сегодня самое важное — найти ответы не на пресловутые вечные вопросы, они в России навсегда безответны, а как остановить системную деградацию государства, общества, человека.

Еще так недавно мы бодренько распевали: “есть у революции начало, нет у революции конца!”. Неужели мы, безумные, были согласны жить в условиях вечной революции? Или не вдумывались в то, что сами пели или что нам напевали? К сожалению, и то, и другое. И очень мало было тех, кто революцию считал огромным злом и преступлением, а навязанный стране культ революции и разрушения сатанинством. И не только за склонность революций к пожиранию своих детей, революции бессмысленны — вырождаясь в свою противоположность, они лишь накапливают взрывной материал для следующего приступа общественного осатанения. Безумие порождает только безумие.

Если война — продолжение дипломатии военными методами, то революция — продолжение реформ насильственными методами. В сущности, революционер — это радикал-реформатор в законе. С непреодолимой склонностью к деструктивной деятельности. С правым или левым закидоном — без разницы, результат тот же — разруха. Тяга к разрушительству не свойственна подлинному интеллекту, который от Бога и стремится к гармонии, эта тяга — признак весьма ограниченных интеллектуальных способностей в сочетании со склонностью к насилию. Образованщина и преобразованщина — сиамские сестры. А поскольку у нас насилие — норма, вот у нас и революция без конца. В том числе, извините за похабство, и оплодотворяющего. Эдакий виртуально-мозговой садомазохизм, с морями реальной крови и океанами страданий.

Реформы в стране начал не какой-нибудь Горбельцин, а еще Грозный Иоанн. У нас так долго длятся реформы, что, должно быть, уже завелся и соответствующий ген. Католики, к примеру, около шести веков наслаждались инквизицией, но все-таки она у них закончилась. На кострах сжигались не только «ведьмы», а все деструктивные элементы, кто противопоставлял себя церкви и Богу, в том числе и великие мыслители. Инквизиция усреднила европейца, воспитала в нем законопослушность. И иезуиты там давно отдельно от остальных. К сожалению, у нас “нет у революции конца”.

Не в реформаторском ли гене кроется причина того, что в нашей стране самый большой урожай революций, причем увлеклись так, что размахнулись и на мировую? Вообще-то с мировой бузой, пожалуй, вышла несправедливость. Была бы не лишней эта купель, как это ни жестоко, Западу для повышения ответственности его так называемых интеллектуалов — ведь все “прогрессистские” идеи испокон веков дуют с той стороны. Запад породил и марксизм, и фашизм, и расизм, и шовинизм, и колониализм… Был наказан, но не так, как мы, почему-то оказавшиеся самыми виноватыми — на полную катушку. Не потому ли, что их либеральные новации — это не наш всеобщий хаос и беспредел, а занятие для очень ограниченного круга людей и в строго узаконенных рамках, от сих до сих?

Конечно, реформы меньшее зло, чем революции. Без них, как без лекарства, не обойтись, если они назрели и жизненно крайне необходимы, но они преступны, как врачебный эксперимент над людьми, — если это реформы ради реформ, реализация бредовых идей, не отвечает интересам народа и осуществляется методом “через колено”. Но у нас реформаторство — нередко своего рода наркота, нечто наследственное, есть и профессиональные реформаторы, и даже своего рода “трудовые династии”. Дурка дурку и высиживает. Не случайно спорадически вспыхивают истерики по поводу угроз продолжению реформ — это же все равно, что лишить привычной дозы!

Казалось бы, все заинтересованы в успешном завершении реформ, уж коль заквасили. Порой не мешает и остановиться, оглядеться, подумать. Но ведь немало и тех, кто считает, что жизнь — это реформы-революции, что мы и впредь должны не жить, а бороться, затевать новые реформы, и кто, увы, и не подозревает, что им давно пора обратиться к психиатрам, специалистам по изгнанию бесов или борьбе со сглазом.

Прискорбно, но природа практически всех наших преобразований — реформ и революций — западная. Разве мало ценного на Востоке, на Юге? Этому вопросу лучше всего навсегда оставаться риторическим — не дай Бог, наряду с так называемыми западниками, у нас заведутся еще “восточники” с “южниками”. Тогда – полнейший облом. Прискорбно, что наша более чем тысячелетняя история и колоссальнейший опыт предшествующих поколений представляется власть имущим рухлядью, непригодной к употреблению. Для Сталина образца 1931 года истории России до 1917 года не существовало, была-де история царей и войн, а для нынешних либерал-радикал-демократов, судя по всему, она если и была, то не в «этой стране».

Направление “российских” преобразований непоколебимо, как британские традиции: Запад — государь или госмужи — и сверху вниз. Этот вектор задал Петр I, прорубивший дыру для сквозняка, которым нам надуло немало полезного, но гораздо больше чуждого, бесполезного и даже вредного. Худое — охапками, хорошее щепотью… На одного Лефорта приходилось сколько ловцов «счастья и чинов», обремененных не знаниями, а опытом европейского мошенничества?

Крайне несправедливо облыжно упрекать в деструктивизме выходцев из других народов, чужестранцев, верой и правдой служивших новому Отечеству. Взять тех же немецких колонистов, не горе-реформаторов, а великих тружеников, к потомкам которых мы до сих не можем отнестись со всей справедливостью. Но и закрывать глаза на художества ловцов и проходимцев то же ведь больше нельзя, особенно после того, как симпатии и доверие россиян к Западу были буквально и растоптаны им самим же — продвижением НАТО на восток в ответ на роспуск Варшавского договора. Для тех, кто мало-мальски знает историю российско-европейских отношений, очередной “дранг нах остен” не был неожиданностью, но обыватель коварством Запада был потрясен и с этой точки зрения стал оценивать нынешние реформы.

Наша трагедия в том, что фору иноземцам по части уничтожения гармонии и спокойствия в стране давали исконно свои преобразователи — иные были настолько прогрессивно-необузданные, что норовили шагать впереди самого прогресса. Кошмарный симбиоз — показная европейскость в сочетании с вечной готовности к подлости и к лакейскому “чего изволите-с?” “Отсталый человек, ретроград” — такая оценка была всегда у нас общественным приговором, а уж “контрреволюционер” — это приговор в расстрельном смысле. Как водится, прогрессисты так забегали вперед, что оказывались «на спирали развития» как бы далеко позади «ретроградов».

Запад никогда не располагал такими яростными поклонниками России, как он у нас. Сталину кое-кому из выдающихся европейцев удавалось пускать пыль в глаза, но это не меняло сути — ни во времени, ни по количеству, ни по качеству. Трудно даже представить, чтобы, скажем, Иван Рыбкин, несмотря на его многие великие таланты, стал вице-канцлером Германии, как у нас вице-премьером — Альфред Кох. Или С.Ю.Витте — главой российского правительства. У нас однажды глава государства даже стал «лучшим немцем» — вот как! В каком же бреду может пригрезиться кому-либо из западных лидеров возможность стать «лучшим русским»?!

Для России веротерпимость и режим наибольшего благоприятствования чужестранцам — норма, хотя всему есть и разумные границы. И позорные страницы истории – черта оседлости, запрещение украинского языка и т.п., которые еще как аукнулись, до сих пор эхо не утихает. Но в целом «Тюрьма народов» — это слоган идеологов классовой ненависти и русофобии, поскольку в сущности Россия всегда была империей наоборот: ресурсы метрополии истощались на нужды окраин, а не «колоний» — во имя процветания метрополии. В тоске великой многие нынче в этих «колониях» по «тюрьме народов»…

Нельзя реформаторство в России рассматривать в отрыве от глобальных процессов. Оно находится в контексте борьбы между католицизмом и православием. Причем такой экзотики, как миссионерская агрессивность, веронетерпимость, крестовые походы, ордена различной степени иезуитства, инквизиция, у православия никогда не было. Известно, что в 1204 году крестоносцы вместо освобождения гроба господня в Палестине крестили огнем и мечом православную Византию, разграбили Константинополь. Никто не оспаривает сегодня и весомость вклада папского престола не столько в крушение коммунизма, сколько в разрушение России в ипостаси Советского Союза.

Сегодня межконфессиональные отношения важны для России, но не так, как, например, для Украины, где католизация выступает в качестве гаранта дальнейшего отчуждения от православных «москалей». Хотя это всего лишь участок более глобального межцивилизационного противостояния, когда западная, атлантическая, цивилизация стремится поглотить нашу — еще вчера советскую, а сегодня российскую, православно-мусульманскую, европейско-евразийскую, евро-азиатскую — называйте ее, как хотите.

В ХIХ веке церковные догматы сильно упали в цене и их разное толкование на Западе и Востоке в качестве оружия больше не годилось. И тогда Сатана придумал новейший способ разжигания вражды между людьми — идеологический, причем не столько религиозный, сколько светский. Загляните в старые словари, и вы удивлением обнаружите, что еще полтора века тому назад идеология не играла практически никакой роли в жизни общества. Благодаря марксизму-ленинизму политическая идеология стала всеобщей и как бы обязательной для каждого государства. ХХ век стал веком идеологического тоталитаризма и взаимного уничтожения инакомыслящих, и поэтому самым кровавым в истории человечества.

По большому счету политическая идеология нужна современному человеку не более, чем рыбке зонтик. Но избавиться ему от этого церебрального СПИДа, вероятнее всего, никогда не удастся — идеологической ВИЧ-инфекцией пропитано в современном мире все, где даже деидеологизация — лишь технология ведения информационной войны. К тому же, идеология — инструмент номер 1 межпартийной борьбы за власть. Вот когда власть никому не будут нужна, тогда изживет себя и идеологическая зараза. Но это беспредметный до неприличия ход мысли.

На Руси всякие чужестранные новации исстари назывались чужебесием. Но капля за каплей и камень долбит: «… декабристы разбудили Герцена…» Сейчас ясно, что лучше бы не будили. Либералы вскоре превратились в бомбистов, а затем и в большевиков, потом большевики окуклились и явились миру в качестве либерал-демократических бабочек, оказавшихся на практике радикал-стервятниками и необольшевиками.

Страну в начале и в конце XX века накрыли две гигантские волны чужебесия. По сути цунами с катастрофическими последствиями для государственности и народа. Технология отработана: чужебесие, осатанение самой активной части общества, разрушение «до основания», системный кризис, комплексная деградация… Их природа и причины одни и те же. В конце прошлого и начале нынешнего века Россия, будучи гигантской империей, каждые пять-шесть лет удваивала свой экономический потенциал. Была очень опасным конкурентом. И в то же время каждый первокурсник университета, по словам В. Розанова, мечтал о ниспровержении существующего государственного строя. Почему? А потому, что его уже «разбудили». Запад идейно и материально, вплоть до спецфонда в германском генштабе, взращивал комплексную реформацию России — революцию. А потом, благодаря скудоумию и безволию последнего царя, удалось столкнуть Россию и Германию, двух европейских колоссов, лбами. «Реформация» России пошла кровавыми темпами.

Российская империя возродилась в виде Советского Союза, и на него натравили гитлеровскую Германию. Не обломилось. Сталин, кипеть ему на том свете в свинце из пуль, которыми были убиты невинные, но вооружил страну ракетно-ядерным оружием, сделал ее сверхдержавой, которую боялись во всем мире и, естественно, ненавидели.

После Сталина СССР постепенно гуманизировался, но ведущие страны Запада, в первую очередь США, под видом борьбы с коммунизмом вели борьбу против нашего государства. Как у Маяковского: «мы говорим — Ленин, а подразумеваем – партия». Так и здесь: говорим — коммунизм, а подразумеваем — Россия. Почему Д. Буш-старший после распада СССР впал в эйфорию: победа!? Да потому, что ни в каких ихних «барбароссах» по холодной войне не планировалось сохранение Советского Союза, как единого и процветающего государства. Естественно, что без пятой колонны не удалось бы осуществить мечту Гитлера по расчленению и уничтожению Советского Союза. И не столь важно, насколько были формализованы отношения у колонны с заокеанской метрополией — в разрушительном экстазе слились все радикалы, как по убеждениям, так и по диагнозам.

Это еще не было революцией — как бы ни натягивали «демократическую» пенку на праздник непослушания расконвоированного народа, почувствовавшего, что он вне зоны. Революция, причем явно антидемократическая, а олигархическая, будет потом, когда с причмоком приступят к захвату собственности и все это в конце концов ознаменуется победой бюрократии над народом, свободой и законом.

Народ выпустил пар и ушел как бы в полуподполье в собственной стране — запасся долготерпением, поскольку измочалили его предыдущий террор, искусственное вздрючивание пассионарности, борьба за выживание, а не жизнь. Он был разоружен идеологически, нравственно и духовно. Ленинско-сталинское уничтожение, затем сусловское оскопление интеллигенции, инкубирование академиков придворной науки, готовых научно обосновывать любые бредни геронтократов, дорого обошлись народу, оказавшемуся вдруг без идей, властителей дум, лидеров. Противостоять всемирному интернационалу антисоветчиков и русофобов, их объединенному интеллекту и финансовым возможностям наше общество оказалось не в состоянии.

Иными словами, КПСС, сама дочь чужебесия, подготовила почву ко второму пришествию чужебесия — на этот раз в основном с лейблом “Мade in USA”. Если для Европы мы были хорошо знакомы и даже во многом понятны, то американцы, большинству которых мы еще десяток лет тому назад представлялись, без всякого преувеличения, некими хвостатыми диноцефалами, были удивлены прежде всего тем, что мы тоже как-никак люди, хотя и совсем “нецивилизованные”. Была высосана из пальца глобальная задача для России — так называемого “вхождения в мировую цивилизацию”. И начался процесс американизации постсоветского пространства, которую иначе, как варваризация, деморализация и неоколонизация, и назвать нельзя.

По большому-то счету США следовало бы постоянно ставить свечки во здравие Советского Союза, ибо такого удобного и отзывчивого конкурента, который бы делил ответственность за планету, у них никогда уже не будет. Но Америка ничего уже не может поделать ( как мы с реформами!) со своим гегемонизмом и неоимперским нахрапом, хотя многим уже понятно, что она в конце концов нарвется на свою перестройку и весьма плохо кончит. К тому же, мировому сообществу основательно поднабрыд энергетический, сырьевой, интеллектуальный и финансовый вампиризм янки. Первый удар погребального колокола уже прозвучал — под псевдонимом «евро».

Конечно же, наша страна нуждалась в реформах (она в них нуждается давно и постоянно!), изоляционизм ничуть не лучше преобразованщины. Но разве в пародировании американского госустройства и обычаев — с президентскими администрациями, советами безопасности, с ежегодными посланиями, своего рода передовицами в “Правде”, кстати, с такой же эффективностью? Разве в навязывании воинствующего индивидуализма, презрения к человеку, человеческой морали и даже жизни, верховенстве не закона, а кошелька и грубой силы?

Ген реформаторства всего и вся на ихний манер явно вытеснил у многих наших преобразователей ген, ведающий если не привязанностью, то хотя бы уважительным отношением ко всему отечественному. Самое отвратительное свойство наших реформ — дискредитация и вытеснение всего отечественного, оправдавшего себя, и даже его уничтожение в угоду западному. Поэтому-то многим нашим западникам и присущи радикализм, нетерпимость, презрение к «этой стране», ее обычаям и нравам. И что уж совсем нетерпимо — к ее достоинству. И ничего противоестественного нет в том, что элитарная часть общества почти три века расколота на западников и, скажем, традиционалистов, почвенников, ортодоксов, патриотов, славянофилов, русофилов… Борьба между ними началась со стрижки бород и перешла в ХХ веке в фазу взаимной стрижки голов. Дай Бог, чтобы в будущем противостоящие лагеря выпускали пар в полемике — увы, интеллигентское вегетарианство вышло из моды. На этом фоне откровения Альфреда Коха и Альберта Макашова друг друга стоят.

Почему практически ни одна крупная реформа в России, если она не внедрялась самыми варварскими способами, как петровские, аракчеевские, сталинские, не была доведена до конца? Здесь часть ответа в самом вопросе. Но почему задумывалось одно, а в итоге получалось противоположное или вообще черт знает что? Разве так уж трудно осознать, что наши реформы — это на девяносто девять процентов верный путь к кризисам? Кризис-реформа-кризис… — эта причинно-следственная взаимообусловленность приобрела для нашей страны характер замкнутого круга и сатанинской ловушки, ибо наша действительность состоит из конгломерата обрывков, отрезков, зацепов прежних неудачных реформ и всевозможных пореформенных мутаций.

Кто у нас замышляет реформы? Ближний круг царей, генсекретарей и президентов. Но и они сами, что особенно трагично на фоне скромных, как правило, собственных интеллектуальных возможностей ( Мудрым у нас был всего лишь один правитель за тысячу лет и очень давно!), полного отсутствия государственнического инстинкта, безграничности полномочий в сочетании с полной бесконтрольностью со стороны сограждан, страха перед собственным народом… Разве только этого кошмара мало, чтобы довести любую страну до ручки?

Нам же «мало». Народ только приладится к чему-нибудь — опять начинай сначала, опять начальство забаловало, надо запасаться солью-спичками. Разумеется, все реформы у нас проводятся от имени народа и во имя его блага, а он, неблагодарный, нисколько этому не верит. Ибо на собственном опыте убедился: реформы — это всегда хуже. Будет ли лучше — это большой вопрос, а что хуже — то уж точно. Отсюда и колоссальное отчуждение народа от властей, которые всегда жили для себя, а теперь и подавно. Поэтому народ живет как бы своей жизнью, только внешне делая вид, что следует предписанным сверху установлениям. Не ими руководствуется, при малейшей возможности чихает он на них, а своим здравым смыслом и опытом. Труднее всего с этим у недавно огорожанившихся и иных маргинальных групп — тут успешнее всего рекрутируется криминалитет, взращивается паханат. В какой-же-нибудь Любани — и сейчас все, как при Радищеве, только с ржавыми тракторами и временами с электричеством.

Нынешнее положение в стране было бы гораздо печальнее, если бы народ не оказывал упорного и постоянного сопротивления преобразованиям и трансформациям. Только представьте: все большевистские и необольшевистские завихрения нынешних радикал-демократов полностью реализованы! Волосы от такой «картинки» — не дыбом? Что, скажем, сегодня мы бы ели, если бы была, полностью реализована бредовая идея Хрущева об уничтожении приусадебных хозяйств в пригрезившихся видах на коммунизм и обгон Америки? Ведь у нас демшиза лишь потеснила комшизу, и только! Так что не стоит сокрушаться, что большинство безумных и бездарных реформ поглотила именно пропасть между народом и власть имущими. Как ни парадоксально, эта пропасть — спасительная.

Орудие и «механизм» внедрения и навязывания реформ — чиновничество и «продвинутая», подъелдыкивающая интеллигенция. Если чиновничество плохо это делало, а это было всегда, то его меняли. В более широком смысле — руководящую элиту. Первую вивисекцию тогдашней номенклатуре устроил Иван Грозный. Родовитое боярство заменил худородными, жадными опричниками, чья бездарность привела к Смуте. Петр был во многом последователем Грозного и стал отцом российской бюрократии: скрестил русский авось и золотоордынский бакшиш, обычай давать взятку за ярлык или кусочек кожи с оттисками ханских знаков — пайцзу или тамгу, символ власти и прав, дожившего до наших дней в виде кожаных ксив, с изобретением европейских крючкотворов — параграфом в дополнение к предыдущим параграфам… Бездарность гибридной бюрократии привела к революциям 1917 года.

Сталин расстрелял ленинских опричников и с помощью своей опричнины взлелеял новый тип бюрократии — партийно-номенклатурной, чистил, расстреливал «решающих все», пока не отобрал сверхвыживаемую, в огне не горящую и в воде не тонущую когорту. Она скушала Хрущева, когда тот стал ее шерстить на промышленную и сельскую, помыкала Брежневым, сплела лапти и Горбачеву после того, когда тот разоткровенничался с шахтерами: вы их снизу, а мы их — сверху! Ельцина этот «контингент» раскусил сразу: болтает о привилегиях, а ведь свой — неужели ворон ворону глаз выклюет? «Контингент» не ошибся: не против, а за привилегии тот боролся. И моральные издержки с лихвой компенсировал, позволив бюрократии приватизировать то, чем они она прежде управляла.

Никто особо и не заметил, что в стране произошла бюрократическая революция. Ни один уголовный авторитет и взглянуть на собственность не смеет без разрешения начальника, а уж приватизировать… Акакий Акакиевич невероятно быстро стал значительным лицом, куда там — хозяином, и теперь вместе с теми, кто снял с него шинель, стал с землячков драть три шкуры. Из универсальной гоголевской «Шинели», оказывается, вышли и «новые русские»!

Не все Акакии Акакиевичи обзавелись солидной собственностью, и это послужило мощнейшим стимулом взяточничества и усиления продажности чиновничества. Продажность наших дьяков, берущая начало еще в сараях Золотой Орды — это еще не вся беда. В конце концов возьмут столько, сколько смогут дать. А сколько смогут — сколько он, начальник, позволит заиметь. Хошь не хошь, а хотя бы по этой причине надо хлопотать о платежеспособности подъяремных.

Беда куда более страшная — полная невменяемость чиновничества и абсолютная глухота к нуждам народа, невероятно развившаяся в условиях “демократии”. Причем, что характерно — чем выше чиновник, тем невменяемее. Дело дошло до того, что у нас стали замерзать регионами. Остро не хватает угля там, где по требованию Всемирного банка шахты «реструктуризировались», то есть закрылись. Упразднено объединение «Росуголь», которое осуществляло хоть какую-нибудь государственную политику в отрасли. «Шахтеры» из ВБ исповедуют ту же человеконенавистническую рентабельность, что и другие международные наши «благодетели» — в соответствии с нею нерентабельно рожать детей, учить их, заботиться о стариках, больных, немощных и т.д. и т.п.

Конечно же, никаких демократических или рыночных реформ у нас не произошло. Более того, утрачены или отобраны у людей многие реальные права и свободы. Но реформы, будь они сто раз прокляты вместе со всеми революциями, как это ни прискорбно, сегодня гораздо нужнее, чем десять или двадцать лет назад. Суть дела здесь не в смене курса. Для начала надо поменять идеологию преобразований на идеологию восстановления государственности, порядка в стране, экономики и нормальной жизни людей.

Необходима реформа самих реформ. Ведь чудовищно же: строительство любого сооружения идет как-никак в соответствии с каким-нибудь СНиП, а перекраивание всего общества — как черт на душу положит? Преобразования должны осуществляться по необходимости, когда без них действительно нельзя обойтись, а не разрушать, скажем, Советский Союз, чтобы лишить власти негодного президента, не потому, что так зачесалась пятка у высокопоставленного сановника. Нужен свод законов о реформах в России, в котором все должно быть продумано и четко регламентировано. Который бы устанавливал строжайшие правила следования в стране принципу «не навреди» и навсегда исключал бы проведение каких-либо социальных или экономических экспериментов над народом. А это возможно лишь в том случае, если решать вопрос о том, проводить или не проводить реформы, будет не сановная челядь, а сам народ. И исключительно народ, если преобразования в масштабах страны, или население территории, если речь идет о региональных реформах.

Судя по всему, только тогда народ станет источником власти, когда мы вернемся к практике обязательного всеобщего голосования. При советской власти оно было по сути таковым и от этого, кажется, никто не умирал. Такое голосование существует в других, куда более демократичных странах, нежели наша. Зато это перекроет многие каналы манипулирования голосами, фальсификации выборов. Нельзя дальше за «демократию» выдавать волеизъявление ничтожного меньшинства избирателей. Мы ведь радуемся уже тому, что тридцать процентов москвичей пришли на выборы своих законодателей! А что семьдесят процентов послали эту власть куда подальше — это не считается или так и положено? Профанация это.

Следует установить порядок регистрации предвыборных программ и обещаний партий и соискателей на выборные государственные должности, ответственность за невыполнение, узаконить нормы контроля со стороны избирателей за деятельностью всех без исключения должностных лиц в России — от президента до самого маленького Акакия Акакиевича.

Если мы хотим сделать страну нормальной, нам не удастся миновать как минимум двух де — дебюрократизации и декриминализации. Особенно почему-то пугает всех дебюрократизация: а ведь этот процесс по сути и является демократизацией! Иных путей демократизации, кроме передачи властных полномочий от бюрократии народу, в природе не существует. Специалисты-управленцы только спасибо скажут, если их судьба будет зависеть не от «ндрава» вышестоящего столоначальника, а от людей. И пропасть между народом и властью исчезнет. А для начала декриминализации неплохо было бы перейти хотя бы к прямым и тайным выборам населением начальников местных отделений милиции и судей…

Чем раньше и решительнее мы возьмемся, что называется, за ум, причем за свой, не заемный, будем следовать здравому смыслу, освободимся от зуда преобразованщины, неадекватности, чужебесия, некомпетентности, а то и попросту блажи несусветной и дури беспредельной, тем раньше прекратим кувыркаться. Что мы делаем уже много лет, и превратимся в нормальную страну, где в цене не борьба, а сама жизнь. Как приговаривали предки: отвяжись, худая жизнь, привяжись хорошая!

2001 г.