И вот Коста заставляет

И вот Коста заставляет пришлого бога, церковного святого воровать скот у бедных для сытых, как бы объединяя тут православные святцы с колонизаторской политикой царизма». Так примитивное социологическое представление о идеологической тенденциозности поэзии Коста дало повод к превращению древнейшего, восходящего к скифскому времени божества Уас-Георги в «пришлого бога», «церковного святого», вора, грабителя бедняков и носителя «колонизаторской политики царизма», а другого языческого божества Афсати в гуманного покровителя бедняков, презирающего богатых. И хотя, даже оставаясь в плену этой схемы, нельзя не заметить, что непонятно, почему одного из языческих божеств Коста признает покровителем бедных, а другого их врагом — ведь в народном представлении оба божества (да и все остальные тоже!) людей не делят на богатых и бедных, классовые симпатии им неведомы, они одобряют или осуждают людей по законам справедливости, по общечеловеческим нравственным нормам — бог потому и бог, что люди в его лице персонифицировали свой людской идеал всечеловеческой справедливости. Поверив этой концепции, переводчик А. Шпирт вышеприведенную конечную строфу поэмы «Всати» чуть-чуть’поправляет — охотников превращает в «дорогих гостей», а одного оленя («рогатого»), которого велит Всати дать охотникам, переводит во множественное число: — Гей юнец! Рогатых Выпусти скорей: Угости, как надо; Дорогих гостей. Малинкин скромно указал, что Всати «любит бедняков», Шагинян добавила, что отвергает «богатую алдарскую» охоту и «чествует бедняка-крестянина», Шпйрт бедняков возвел в ранг «дорогих гостей», одного оленя превратил во множество, а Либединский повторяет, что Всати «с презрением отвергает мольбы знатных бездельников»; но с «уважением выслушивает требовательное обращение хора охотников-бедняков» и дает им не одного оленя, а ««целые стада»! Так снежный ком, покатившись под гору, превращается в лавину.