Часть 2

Единственное, что он смог, и сам к этому относился довольно иронически, — так это купить на прошлой неделе «Жигули», и ехал теперь на собственной машине под Ростов, где гостила жена с детьми у своей старшей сестры.

   Вначале он думал заехать только в поселок Кочеток, посмотреть на техникум, в первую очередь на дендропарк, который славился еще в те годы на всю область богатством коллекции деревьев и кустарников, И если не встретится никто из знакомых, продолжить путь дальше, к Ростову.

   Чугуев был таким же зеленым, как и раньше. Так же справа на холме возвышалось желтое здание со

Единственное, что он смог, и сам к этому относился довольно иронически, — так это купить на прошлой неделе «Жигули», и ехал теперь на собственной машине под Ростов, где гостила жена с детьми у своей старшей сестры.

   Вначале он думал заехать только в поселок Кочеток, посмотреть на техникум, в первую очередь на дендропарк, который славился еще в те годы на всю область богатством коллекции деревьев и кустарников, И если не встретится никто из знакомых, продолжить путь дальше, к Ростову.

   Чугуев был таким же зеленым, как и раньше. Так же справа на холме возвышалось желтое здание со шпилем, в нем будто бы когда-то было суворовское училище, а само здание строилось чуть ли не во времена Аракчеева. Слева, как и прежде, склон был густо усеян одноэтажными домами и белостенными домами. Чубуков вспомнил, что это место называется Зачуговкой.

   Возле автобусной остановки поехал медленно, ему показалось, что ее отнесли немного подальше от автомобильной трассы Харьков-Ростов. Здесь он последний раз видел Риту — она провожала его, кондукторша тогда еще по иронии судьбы выписала два билета: «Вас же было двое!» Видимо, они прощались так, что со стороны можно было подумать: эти едут вместе… Всего час назад Чубуков сидел у них дома на диване и не верил, что Рита красила белилами оконные рамы и подоконники, готовясь к своей свадьбе. Иногда она оставляла кисть в банке, садилась рядом, смотрела поразительно преданными глазами, плакала и просила прощения. Он был острижен наголо — его призывали в армию, но в Харькове, на комиссии, терапевт нашел какие-то изменения в сердце, чуть ли не стенокардию, и его вернули назад. Рита, полагая, что он уже служит, поддалась на уговоры родителей и старшей сестры, согласилась выйти замуж за выпускника летного училища.

   — Я дала ему слово, — твердила она, когда Чубуков говорил ей, что теперь, поскольку он не идет в армию, может жениться на ней.

   — Ведь ты же любила меня.

   — Это правда. Я любила и люблю тебя, но я дала ему слово! — защищалась она. — Мне родители житья не дают: выходи и выходи за него замуж… У меня уже нет сил сопротивляться… А ты погуляй еще, куда тебе спешить…

   — Ладно, погуляю.

   — А что у тебя с сердцем? — испуганно спрашивала она каждые пять минут, забывая, что не раз задавала этот вопрос.

   — Что-то не так, как должно быть, — ответил он, не зная, что через месяц он станет задыхаться по ночам, в конце концов попадет в больницу, куда его привезут без сознания, а потом, несколько лет спустя, его признают здоровым и призовут в армию.

   Рита долго еще будет писать ему письма. Какие нежные, полные сдержанных чувств, присылала она письма в больницу, сколько в них было хорошего, чистого! Но умрет у нее первенец, поделится она горем с ним — Чубуков не найдет ничего иного, как намекнуть ей, что это, быть может, возмездие… Вспомнив об этом, он поморщился от досады — надо же было так бездушно поступить, до чего же жестока бывает молодость! И правильно Рита сделала, что на то письмо не ответила.

   Да и он отчасти не хотел продолжать переписку — как-никак она замужем, пишет ему такие письма, причем муж знает об этом.