Эх братец

Эх, братец, чушь не городи, Что наша жизнь! Где цель моя? И впереди и позади Всегда мы видим лишь себя И подчиняясь эгоизму, Мы только пользуемся жизнью — Найдем блаженство только в ней. Наград и мук хоть и не жди, Вне жизни — чушь. На смерть смелей Без страха всякогб гляди: И цель достигнем только ту Что претворимся все мы в воду, В аммиак и углекислоту. Мысль Владимира о божесгвенном происхождении человека, отвергается не как немотивированная концепция, а как идущая в разрез с теорией эгоизма: Когда Юпитер сотворил Наш мир, поверь, он рассуждал Как эгоист, а потому, Что не сгодилося ему, Он только людям то и дал. Пора покончить нам с богами: Мы слишком пошлы для небес, И слишком мелочны, чтоб бес Кичился нашими грехами. Нам недоступны рай и ад, Должны мы пользоваться, брат, Судьбы случайною улыбкой, Коли дает, то будь ты рад. Наконец, мысль Владимира о борьбе за свободу против принижения, рабства человеческой личности отвергается утверждением не только ненадобности, но и невозможности борьбы. Здесь, в этом вопросе, основной узел противоречий Владимира со средой. И та и другая сторона все свои аргументы подбирает: одна для утверждения, другая — для отрицания именно этой идеи, ибо здесь предшествующие идейно-этические споры переходят в спор политический, решающий линию поведения как той, так и другой стороны. Среда, с которой так ожесточенно спорит Владимир, обвиняет его в слепоте, в поэтическом увлечении иллюзорной идеей борьбы, невозможной и бессмысленной: Ты слишком пылок, ты — поэт, На все ты смотришь чрез стекло Цветное.