Да и к чему свет?

Да и к чему свет? Он давно не читает книг, подавленный неразрешимостью одолевающих его противоречий. Не лежит сердце и к работе, как раньше. Бывало в молодые годы (ему уж двадцать третий год) Не знал он, труженик, свободы: Ни час под тяжестью работ. Душой он пылкою владел,. Влюблялся и стихи писал,. Недурно, говорят, он пел, Играл на скрипке, рисовал. Пройдя гимназию успешно, Набрав мешок идей высоких, В столицу прибыл и — потешно! — Спустя год от идеек всяких Здесь громогласно отказался. Внешне это точный автопортрет Коста 1882 года. Чтет касается духовного облика Коста тех лет, то, возможно, чго^ и здесь мы имеем дело с исповедью поэта, но доказательств нет никаких. Новую веру Владимира автор характеризует неодобрительно: Теперь нигде он не учился, Все дни он праздно проводил, Он ни к чему уже не стремился, И в жизни цель не находил. Все отвергать, над всем смеяться, Везде искать лишь наслажденье — Вот все, к чему теперь стремился… Правда, и прежние его убеждения не принимаются автором. Это видно как из стиля (см. «мешок идей высоких», «от идеек всяких»), так и — это важнее всего — из трагического исхода судьбы Владимира и прямого авторского обращения к нему с призывом в борьбе найти свое счастье. Не принимает автор убеждений Владимира потому, что они сводились к счастью неведения, слепой веры в бога. Владимир думал: Я счастлив был, когда надежды луч Путь освещал всем моим стремленьям, Когда искал ко знанью чудный ключ Я неустанно с сладостным томленьем. Я счастлив был, когда любить я мог, •Когда я веровал, молился.