Часть 14

Вначале Клава и Людмила немало потешались, когда Евдокия Степановна собиралась на свидания или возвращалась с них. Сошла, мол, Москвасфера с ума на старости лет, а потом как бы решили: ну и пусть дальше сходит — в конце концов, это ее дело… И на день рождения Клава попросила Евдокию Степановну прийти обязательно с ним. «Мужик он деревенский, наверняка умеет топор и молоток держать в руках, — рассуждала она. — В будущем году купим финский домик, пусть помогает».

   Пришли две подруги с работы, Людмила привела своего ухажера Славку, у которого была машина, подругу с мужем. Евдокия Степановна и

Вначале Клава и Людмила немало потешались, когда Евдокия Степановна собиралась на свидания или возвращалась с них. Сошла, мол, Москвасфера с ума на старости лет, а потом как бы решили: ну и пусть дальше сходит — в конце концов, это ее дело… И на день рождения Клава попросила Евдокию Степановну прийти обязательно с ним. «Мужик он деревенский, наверняка умеет топор и молоток держать в руках, — рассуждала она. — В будущем году купим финский домик, пусть помогает».

   Пришли две подруги с работы, Людмила привела своего ухажера Славку, у которого была машина, подругу с мужем. Евдокия Степановна и Маркел Маркелыч пришли позже всех, когда веселье было уже в разгаре. Клава посадила гостя рядом с собой, несколько раз заводила разговор о том, что в будущем году обязательно пригласит отмечать день рождения на дачу. Маркел Маркелыч молчал, смотрел на Евдокию Степановну, радостную и помолодевшую, раскрасневшуюся от вина. Она пела и заставляла всех петь, плясала с молодежью, и он, усмехаясь, одобрительно кивал головой. «Глаза, глаза-то у нее как блестят!» — удивилась Клава.

   — Людка, а ты знаешь, у них любовь, — сказала она на кухне дочери. — Выйдет Москвасфера за него замуж, чтоб мне не сойти с этого места!

   Клава не знала: радоваться этому или же думать о том, как быть теперь с дачей. У него есть дом под Смоленском, нужен ли теперь им будет участок? Придется отдавать ей долги, самой ставить финский домик — мыслимо ли это все одной осилить?

   — Завидуешь? Или, скажешь, нет? — спросила Людмила, подкрашивая губы.

   — Хватит мазаться-то, помоги матери ухаживать за гостями, — рассердилась Клава.

   В это время на кухню заглянул Славка и, подчеркнуто манерно поклонившись, преподнес ей лист бумаги. Славка не пил весь вечер – «был за рулем» – и что-то рисовал. Клава  взглянула на рисунок, увидела толстую пухлощекую женщину, чем-то прохожую на нее, ахнула для приличия и положила листок на подоконник.

   — Нисколько не похожа, — сказала Людмила на другой рисунок. — Не умеешь ты меня рисовать. Всегда я у тебя на жирафу похожа… А рот, рот-то какой – фу… Ты себя нарисуй, изобрази такого лысенького козлика с бородкой, вот здесь, рядом с жирафой. — Она, рассердившись, отдала ему листок назад.

   — Я нарочно дал вначале этот рисунок, а теперь вот посмотри, — хохотал Славка, задирая бороденку вверх.

   — Вот здесь я похожа. Здесь — да, я… Что там еще у тебя, дай взглянуть.

   Она рассматривала шаржи и посмеивалась: Славка все-таки умел схватить в каждом что-то очень характерное и смешное. Клава тоже смотрела из-за Людмилиного плеча, удивляясь тому, как умело вертит дочь своим ухажером, и тому, как ловко этот Славка нарисовал всех ее гостей.

   — А это что? — спросила вдруг Людмила, прекратив смеяться. Она увидела на листке бочку с газированной водой, квасной ларек, умильно сидящих рядышком Евдокию Степановну и Маркела Маркелыча. И бочка, и стены квасного ларька были испещрены надписями: «Квасъ+Газъ.вода = любовь».

   — Дай-ка, дай-ка сюда, — протянула руку Клава.