Часть 11

Должно же все это иметь цену…

   — Вам на Котельнической куда? — спросил шофер.

   — К высотному.

   Уже были видны красные огни ее дома, справа, в стеклянной шашлычной, сидели люди, матово блеснула Яуза, зажатая набережной, и машина остановилась. Виктор Иванович вышел, чтобы она могла выбраться; водитель как-то слишком быстро управился с багажником, поставил чемодан на асфальт.

   — Всего вам доброго, Лариса, — сказал Виктор Иванович и сел в машину.

   — Счастливо и вам, Виктор, — ответила она.

   Он закрыл дверцу, у него была еще возможность остаться;

Должно же все это иметь цену…

   — Вам на Котельнической куда? — спросил шофер.

   — К высотному.

   Уже были видны красные огни ее дома, справа, в стеклянной шашлычной, сидели люди, матово блеснула Яуза, зажатая набережной, и машина остановилась. Виктор Иванович вышел, чтобы она могла выбраться; водитель как-то слишком быстро управился с багажником, поставил чемодан на асфальт.

   — Всего вам доброго, Лариса, — сказал Виктор Иванович и сел в машину.

   — Счастливо и вам, Виктор, — ответила она.

   Он закрыл дверцу, у него была еще возможность остаться; он мог бы пройтись до Таганки пешком; если не остаться, так хотя бы попросить телефон. Она стояла, неуверенно подняв руку, чтобы помахать ему; таксист медлил. Она еще стояла и молчала – мужчинам принадлежит первый шаг. Ей привиделось, что Виктор Иванович расплачивается с шофером, а потом вдруг машина сорвалась с места, и через несколько секунд ее огни смешались с огнями десятков других машин.

   Может, и хорошо, что мы так расстались, думала впоследствии Лариса Никитична, вспоминая маленький тот неустойчивый самолет, летний вечер, Виктора Ивановича, безусловно порядочного и доброго человека, и себя – взбудораженную предчувствием внутренней раскрепощенности, блеснувшей надеждой подняться над однообразным, серым, даже жалким существованием.

   Ей было стыдно, когда она вспоминала свои мысли, свое поведение. Все неестественным и фальшивым было у нее: и голос, и смех, и улыбки, и мысли, особенно мысли – неуравновешенные, неподвластные, импульсивные. Ничего особенного не произошло, успокаивала она себя; встретился интересный мужчина, а я не очень-то красиво себя повела; ну, Бог с ним, с некрасивым моим поведением, все это не имеет никакого продолжения.

   Однако продолжение было. Теперь она в свободное время прогуливалась не по набережной, а приходила на многолюдную, бестолковую Таганскую площадь. Потом она привыкла ходить сюда в продовольственные магазины, хотя в доме у них есть гастроном и булочная, есть и кинотеатр «Иллюзион», но стала предпочитать «Таганский». Иногда сидела в скверике с книгой, не читала ее, смотрела на детишек, их родителей и ловила себя на том, что каждая девочка кажется ей Светланой, дочуркой Виктора Ивановича.

   В сентябре началась долгая, с частыми дождями московская осень. Скверик опустел, стал голым и неуютным, а Виктора Ивановича нигде не было. Он мог уехать в какую-нибудь командировку, может, никуда не уезжал, в Москве рассчитывать на случайную встречу глупо, а она именно на нее и рассчитывала. Ей было радостно надеяться на что-то, волновал сам процесс ожидания, она не задумывалась над тем, что произойдет, если в один прекрасный день, наконец, встретит Виктора Ивановича.

   Михаила Викентьевича она никогда ждала, он почему-то всегда был недалеко. Если он задерживался где-то, ждала его по-иному – ничего волнующего и тревожного не было, только накапливалось раздражение, вспоминались неприятности, обиды и недоразумения. Ей и в голову не приходило, что с ним может произойти что-то из ряда вон выходящее, к примеру, болезнь, или он попадет в автомобильную катастрофу, вообще в какую-либо историю.