Сорок вторая часть

Не мог он рассчитывать на благодарность хозяина гаража, вот и рванул от греха подальше. Поскольку он побежал, инвалид помчался за ним — так всегда бывает. Рядовой генералиссимус убегал тяжко и ватно, каждый шаг неподъемных, словно ртутных, ног давался с невероятным трудом — так и положено бегать во сне, однако инвалид, на костылях, настигал его, при этом не столько запыхавшись, сколько матерясь в неподходящем для такого момента спокойном и рассудительном тоне:

   — А я … … … думал, Степка… … … скребушится. А я… … … глядь… … … рыла-то не те! … … … не наши! …

Не мог он рассчитывать на благодарность хозяина гаража, вот и рванул от греха подальше. Поскольку он побежал, инвалид помчался за ним — так всегда бывает. Рядовой генералиссимус убегал тяжко и ватно, каждый шаг неподъемных, словно ртутных, ног давался с невероятным трудом — так и положено бегать во сне, однако инвалид, на костылях, настигал его, при этом не столько запыхавшись, сколько матерясь в неподходящем для такого момента спокойном и рассудительном тоне:

   — А я … … … думал, Степка… … … скребушится. А я… … … глядь… … … рыла-то не те! … … … не наши! … … … то ли трофейные, то ли союзнички! … … … чтоб не пить мне больше — союзнички. Сейчас я … … … шпиона американского… обратаю! Обратаю …  … … не пикнешь, курва … … ..!

   Инвалид дышал ему уже в затылок, сотрясая гулко и тяжко землю, словно взял свою единственную ногу взаймы у каменного командора. Аэроплан Леонидович еще разок рванулся, но ветеран сделал то же самое на миг раньше — и сдавил горло. “Пусти!” — хотел крикнуть Аэроплан Леонидович и не мог, наконец, глотая собственный язык, проснулся — мятая, скрученная в жгут простыня действительно была на горле.

   Вечером в международной программе по телевидению показали странную потасовку на Капитолийском холме, комментатор объяснил, что в ходе разгоревшейся предвыборной борьбы  сторонники республиканской партии решили вдруг вздуть приверженцев демократов. В мельтешащих кадрах репортажа о потасовке Аэроплан Леонидович узнал некоторых своих утренних клиентов, и он вспомнил с грустью Ивана Где-то, шпыняющего постоянно отсутствием каких-либо способностей к литературе, покачал обреченно головой и произнес с великой обидой и великой горечью от издательских нравов:

   — Эх, Ванька-Ванька… Говоришь: талантов нету! Если даже спросят, я отвечу…

   Глава пятнадцатая

    Степка Лапшин, преследуя, как всегда, цель получения нетрудового дохода для приобретения в известном отделе продукта хотя бы по явно преувеличенной себестоимости, действуя методом ндивидуальной трудовой деятельности, ухитрился выполнить заказ соседа в числе шести предметов. До того, как пристраститься к нетрудовым, Степка баловался рационализаторством и изобретательством, однако тягомотина вокруг творческого дела, где сроки рассмотрения едва ли не равняются по продолжительности геологическим эпохам, отвратила его от всякого творчества в установленном порядке и подтолкнула к поиску обходных путей, тем не менее прямо выводящих к желаемому эквиваленту всех земных трудов и благ.

   Утром Степке, как и положено представителю всякого руководящего сословия, по производственным причинам опохмеляться было заказано, посему в его настроении господствовали злость и раздражение. Именно в этот тяжкий час голова у него работала как новый электронный будильник со свежими батарейками.

   Не получив от соседа ни копейки аванса, Степка с утра оказался на мели, и ему не из чего было составить, как нынче говорят, уставной фонд своего предприятия. В оборот пустить было нечего, поэтому он стал усиленнее вращать своими шариками и напрягать с вечера набрякшие извилины. На кой черт ему эти ножевилки, бунтовали Степкины шарики-извилины, чего доброго, он еще вздумает в век научно-технической революции заставить мараковать, из какого металла сделать идиотские эти НВ/0-Б-1-П или Л! Факт критического отношения к идее состоялся, последовали конструктивные соображения.

   Через несколько секунд Степка потрошил на кухне посудный шкаф, звякая разнокалиберными вилками из остатков всевозможных наборов. Шесть штук одинаковых подобрать не удалось, можно было остановиться на пяти с пластмассовыми ручками, но две из них почему-то подгорели, не имели абсолютно никакого товарного вида.

   В дальнем углу ящика притаился подозрительно сиреневый картонный брусок. Степка извлек его на свет Божий и увидел надпись: «Посеребренные вилки столовые. Набор 6 штук». Со знаком качества, с намалеванными кооперативными гвоздиками на упаковке.

   «Уважаемый покупатель! Вы приобрели изделия Кольчугинского завода имени С. Орджоникидзе. Многолетний опыт работы нашего коллектива, применение современных материалов, постоянное совершенствование технологии гарантируют высокое качество изделий», — изучил Степка надписи на упаковке и усмехнулся: — Конечно, приобрел! Варвара, должно быть, приволокла — шесть штучек, а четвертная с копейками цена! Пять поллитров при Брежневе! Расколю, эх, расколю!..

   Все остальное было делом техники эпохи НТР. Знакомые сварщики за трешку присобачили к крайним зубьям вилок какие-то острые пластинки, судя по всему, режущие органы фрез, страшно нечувствительные к напильнику, в цветах побежалости, отчего ножевилки приобрели немытый вид. Сварщики просили надбавить за применение новейшей технологии, то ли плазмы, то ли аргона, еще трешку. Степка же им ткнул под нос халтурную работу и сказал, что им в самом деле нужно варить только кузова самосвалов и не притрагиваться к художественной утвари. Не притрагиваться, ясно?

   С таким риторическим возгласом он скрылся с глаз сварщиков, унося от них сразу две трешки: ту, которую им обещал, и ту, на которую они претендовали.